Зачем собирать ум в сердце
В нашей переписке с монахом, опытным пустынником, обсуждались темы, связанные с сердечной молитвой. Приведу некоторые поставленные им вопросы и затем часть ответов на них. Среди прочего наш собеседник пишет:
«У разных святых авторов есть изрядная путаница в выражениях... Так же и у Вас в книгах смешиваются некоторые понятия. Там, где говорится о молитве умно-сердечной деятельной, часто употребляются выражения: "молиться умом в сердце" или "молиться из сердца". Но это вид молитвы из области благодатной. В то же время там, где речь идет о более высокой умно-сердечной молитве, могут быть такие выражения, как "собирать внимание ума в сердце". Но зачем же собирать ум в сердце, когда молитва и так уже умно-сердечная?!.. Все это очень путает... Это сильно сбивает с толку тех, кто еще находится в некоем переходном состоянии и на практике не узнал разницу между деятельной и благодатной молитвой...
Может быть, это не скромно, но напишу кое-что из своего опыта. Интересно Ваше мнение. Когда мы продолжительно прилагаем усилия молиться, собирая внимание ума в сердечной области, то иногда вдруг необъяснимым образом, но очень отчетливо и ощутимо, ум, или мысленная сила ума, – все, что есть в голове, – перемещается в грудь. Голова становится совершенно пустой, легкой... И тогда ум и как бы сама голова находятся в груди. В груди и мыслишь, и молишься. Все в груди, в голове ничего нет – пусто... При этом произволение наше не отнято: можно остановить молитву и начать думать, рассуждать...
Кстати, спрашивал одного брата, усердно подвизающегося в молитве, не бывало ли у него подобного. Он подтвердил, что однажды испытал такое состояние, когда ум перемещается в грудь... Но удержать это трудно...
Если же в таком состоянии продолжаем дальше молитву, то теряется ощущение тела и ориентация в пространстве. Хотя произволение по-прежнему не отнято. Здесь только осознаешь себя как личность, помнишь, что ты был в келии, но понять, где дверь, окно и прочее, понять, сидишь ты или стоишь, – все это почувствовать уже не можешь. Оно не ощущается. Но если хочешь, можешь остановиться и закончить молитву.
А вот если еще продолжить молитву (на неопределенное время), то произволение отнимается, и тогда ощущаешь (но не чувственно) некое иное пространство без границ, а себя – как будто на чьих-то руках, и молитву уже не произносишь, а слушаешь ее у себя внутри... И только удивляешься происходящему... Потом приходишь в себя, начинаешь ощущать тело, келию, ориентируешься...»
* * *
Да, такая проблема существует, понятийный аппарат в аскетике далеко не совершенен: нет общей устоявшейся терминологии, нет системы ясных и четких критериев. Это не случайно, конечно. Описывать молитвенную практику можно только очень условно, схематично, здесь можно лишь указывать на общие принципы. Дело, прежде всего, в том, что живой опыт полностью индивидуален. Мало того, что Господь каждого проводит своим путем, помимо этого любой человек переживает молитвенные состояния субъективно, у всех свои особые душевные движения, телесные ощущения. Сложно все это обобщить, систематизировать и вывести общие закономерности.
Другое затруднение в том, что в реальной жизни Божественная благодать не действует по каким-то правилам, по заданным алгоритмам. Она не предсказуема. Человеку в самом начале пути могут даваться краткие переживания умной молитвы, моменты соединения ума с сердцем, а потом это годами не возвращается. А тот, кто уже стяжал молитву сердечную, может ее многократно терять, нисходить на словесный уровень, вновь подниматься и так далее. Кого-то благодать будет смирять десять раз подряд, а другому, напротив, казалось бы незаслуженно, поднесет духовный подарок, которого и ожидать было невозможно. Например, некоторым, далеким еще от бесстрастия избранникам, дается, как бы авансом, испытать созерцательные состояния. Более того, иногда созерцание нетварного света даруется пережить еще в раннем детстве, прежде всякого подвижничества, как то было, скажем, с отцом Софронием (Сахаровым). У всех все будет происходить по-своему.
Наконец, сами понятия молитва деятельная и благодатная очень условны. Ведь на самом деле Божия благодать участвует в любой молитве, в том числе и в простой словесной. Что различно, так это мера и форма ее участия, – она может действовать явно или полностью сокровенно, но без нее не бывает молитвы. Столь же условно принятое в аскетике деление на периоды духовной жизни: деятельный и благодатный. Так что трудно схематизировать многостороннюю и таинственную жизнь души и заключить в некие искусственные рамки.
Но тем не менее мы пытаемся. Чтобы хоть чем-то кому-то помочь разобраться во внутренней жизни. Надо учесть, что именно в деятельном периоде человек обретает соединение ума с сердцем и умно-сердечное действие молитвы. И это происходит, конечно, только по действию благодати. Здесь и возникает поставленный в письме законный вопрос: в чем же тогда различие между двумя молитвами: сердечной деятельной и сердечной благодатной, если обе совершаются по действию благодати?
Различие принципиальное. Прежде всего, оно в том, что первый вид молитвы служит очищению сердца от греховных страстей в период деятельного подвига, второй же даруется только во втором, созерцательном периоде, после очищения от страстей. Имеется и другое существенное отличие. При молитве деятельной благодатному соединению ума с сердцем непременно должны сопутствовать усилия со стороны человека: нужно собрать свой ум, свести его в сердце, суметь удержать его там, пока не подействует благодать. И, наконец, третий момент: соединение ума с сердцем в деятельный период – это всегда временные эпизоды, более или менее продолжительные.
Иначе обстоит дело при благодатной молитве, обретаемой в созерцательном периоде подвига. Здесь, во-первых, уже не требуется человеческих усилий для содействия Божественной благодати, во-вторых, что самое главное, соединение ума с сердцем становится состоянием постоянным – естественно присущим человеку. Поэтому и состояние души, обретенное во втором периоде, именуется естественным, в отличие от нижеестественного в периоде деятельном. Ум и сердце теперь постоянно соединены, независимо от того, чем занят человек – непосредственно молитвой или одновременно с ней каким-либо делом. Чем бы он ни занимался, он постоянно пребывает в молитвенном состоянии и ум его не разлучается с сердцем.
О том же различии можно говорить в отношении самодвижной молитвы. Она также зарождается в деятельном подвижничестве, но действует все-таки не сама, а тоже, конечно, движима благодатью. Однако она может прерываться, утрачиваться. А вот у созерцателя она преобразуется в естественное, непрестанное и неотъемлемое состояние. Так что «самодвижность деятельная» и «самодвижность благодатная» – тоже явления совсем разного порядка.
Далее в письме ставится вопрос несколько неожиданный: «Зачем собирать ум в сердце, если молитва и так умно-сердечная?» Но ведь ответ на него имеется там же, в письме, в приведенных словах некоего брата: «Он подтвердил, что однажды испытал такое состояние... Но удержать это трудно».
Не просто трудно, а невозможно – если перестанет действовать благодать, удерживающая соединение ума с сердцем. В этом и особенность деятельной сердечной молитвы. Нам, как уже говорилось, требуется усилие для того, чтобы собирать воедино свой рассеянный в окружающем мире или утопающий в помыслах ум, возвращать его в сердце и принудительно там удерживать. И только когда благодать вновь дарует соединение, тогда ум, как бы сам собой, держится в сердце без наших усилий. Долго ли, коротко ли это продлится – не предсказуемо, это зависит от самовластной благодати, – может быть, и семь лет, как у старца Софрония в приводимом ниже примере, а может быть, пару минут. В любом случае, как только действие благодати приостановится, тотчас расторгнется соединение и быстродвижный ум ускользнет из сердца. Он либо сосредоточится в голове, подключившись к работе рассудка, либо начнет распыляться в суете случайных прилогов, либо хлынет наружу и растечется вниманием по внешнему окружению.
В письме читателя точно описано, как на практике ощущается перемещение ума, как он опускается из головы и входит в сердце, как происходит их соединение и как сознание погружается в исихию: в состояние молчания рассудка и тишины ума. К этому можно добавить наглядный пример обратного движения, когда ум, напротив, покидает сердце и ощутимо перемещается в область головы, вследствие чего расторгается умно-сердечное соединение.
Архимандрит Софроний (Сахаров) рассказывал, как однажды в молодости его вызвал игумен и неожиданно поручил изучить греческий язык. Он вспоминает, как взялся за учебник: «Открыв грамматику аттического диалекта, я, естественно, сосредоточил внимание на читаемом. И что же? Я физически ощутил, как мой ум выходит из сердца, подымается до лобной части черепа и далее движется в направлении к книге. В тот момент мне стало ясно, что мой ум безысходно днем и ночью пребывал в сердце в течение семи лет моей покаянной молитвы».
Особенность этого случая в том, что ум покидает сердце не по причине отхода благодати, но по действию самого человека, переключившего внимание на интеллектуальную работу. В данном случае деятельное соединение ума с сердцем было хотя и длительным, за счет благоприятных сопутствующих условий афонского монастыря, но еще недостаточно устойчивым, что и характерно для молитвы деятельного периода. Поэтому оно прервалось, как только нарушились эти условия. При активизации работы мозга рассудку потребовалась помощь ума, и он выманил ум из сердца.
На этом примере видно, как долгое пребывание в сердечной молитве стало для подвижника состоянием столь привычным, что он уже не замечал, что живет в нем. Лишь когда его потревожили и он из него вышел, то осознал, что именно с ним происходило. Теперь, вновь занявшись молитвой, ему придется опять побуждать свой ум к соединению с сердцем. Вот «зачем собирать ум в сердце» бывает нужно снова и снова. Деятельная сердечная молитва прерывиста, ум колеблется под воздействием внешних и внутренних отвлечений, легко соблазняется и готов выпорхнуть как птенец из гнезда.
Переживания из личного опыта, которыми делится в письме читатель, насколько можно судить по краткому описанию, говорят о полноценном соединении ума с сердцем. В данном случае оно произошло достаточно резко, поэтому столь рельефными были и ощущения: перемещение ума, опустошение головы. В других случаях это может быть более плавный, постепенный процесс: и схождение ума в сердце, и само их соединение окажется почти неприметным. Просто человек осознает в какой-то момент, что уже пребывает в ином состоянии сознания, живет как бы в некоем новом пространстве. Это может происходить не обязательно в келье, но среди бела дня, среди дел, среди шума или толпы.
Далее, как сказано в письме, «все исчезает», но «произволение еще не отнято». Это похоже на признаки глубокой сердечной молитвы, которая может стать преддверием созерцания. Когда же «произволение отнимается», о чем говорится дальше, то это, судя по всему, вход в созерцательное состояние. Само по себе это не означает, что человек вступил уже в созерцательный период духовной жизни. Это могут быть только авансы, подтверждающие верность пути. Каким же образом осуществляется сам переход от деяния к созерцанию – то предмет сокровенный, таинственный.
