Господи, благослови!
Бог, Который есть!
(очерки по Иисусовой молитве)
Бытие некоторых понятий становится объективным в силу определенных причин. Причин, без которых ничего не оживает, не начинает быть. Объективность пространства зависит от одного важного условия. В нём, в пространстве, должны появиться объекты, отношения между которыми и определяют пространство, расстояние, приближение или удаление. Нет объектов - нет пространства, ни как бытийной величины, ни как философского понятия.
В «пространстве» Бога, которое святые отцы называют Божественным мраком (состоянием безвидности), также должны появиться объекты, которые актуализируют бытие этой сферы. Этих объектов должно быть минимум два, одного недостаточно. Два — это значит я и Бог. Бог, Который по Своей любви проявляется в сторону меня, становясь имманентным Богом, Богом, которого я определяю через отношения с Ним, а не в размышлении о Нём. Иначе Божественный мрак становится чёрной дырой, которая поглощает меня в ничто и сама, в свою очередь, перестаёт быть, даже дырой. Дыра — это уже что-то, нет объекта — нет дыры. Смерть не только как отсутствие бытия, но и как отсутствие понятий. Смерть как ничто.
Если мы верим в живого Бога, значит, Его бытие должно как-то определяться в нашу сторону. Я не хочу верить в нечто, которое сродни «ничто». Меня не удовлетворяет говорение в пустоту. Я, как объект, нуждаюсь в другом объекте, отношение с которым делает объективным моё бытие не только в формате этой земной, физиологической жизни, которая в момент смерти становится иллюзией, но и за её пределами. Если Божественный мрак определяется только апофатическими понятиями, то Бог лично для меня становится Богомничто, или, точнее, Богом-никто. Но я не агностик, а христианин, и я не собираюсь умирать в этой чёрной дыре, имя которой смерть. Смерть, которую победил мой Бог, имя Которому – Жизнь. Жизнь не только в Самом Себе, но и для меня, во мне. Для объективности пространства нужны минимум два объекта. Бог это понимает и становится Таковым ради меня. У нас начинаются с Ним отношения. Но Он - Объект только 6 отчасти, потому что любой объект ограничен, а Бог не может быть ограничен ничем. Он – Бог. Когда Он в Ветхом Завете говорит Моисею, что «Ты увидишь только задняя Моя», это и есть понятие только отчасти, не в полной мере. Но и «отчасти» — это уже что-то. Часть от беспредельности — это уже океан. Океан, в котором я всё равно не вижу края, хоть есть он, хоть нет.
…
Нет на земле народа, в котором бы не было понятия Бога. Но это понятие наполнено страхом перед неведомым, непостижимым. И только у христиан страх сменяется благоговением перед Тем, Кто коснулся сердца твоего не как понятие, а как Бытие. Фразу «Бога никтоже нигдеже виде» принимают все монотеистические религии, а продолжение ее «Сын Единородный, Он яви» - имеют только христиане. В этом наша существенная разница. Мы можем благоговеть, потому что входим с Ним в отношения.
Слово становится Плотью. Смысл этих Евангельских слов очень деликатен. Самый важный момент — становится Плотью, но и не перестаёт быть Богом в полной мере. И поэтому те люди, которые были вокруг Христа и видели только плоть, не видели ничего. И напротив, Апостол Павел говорит, что видел нечто, что не может объяснить, но это нечто очень определённо, объективно для него.
Человек создан по образу и подобию Божию, но он, как ограниченный объект, облечён в форму, в отличие от совершенного, безграничного Бога. И Бог, чтобы стать понятным творению, «осязаемым», по Божественной своей любви входит в ограниченность формы, вочеловечивается. Но не для того, чтобы остаться Таковым, а для того, чтобы, взяв человека за руку, потянуть его за пределы рационального в пространство Божественного мрака, который живёт совершенно иными ощущениями по сравнению с привычными психофизическими понятиями этого материального мира. Объективность этого пространства не вызывает сомнений для тех уникальных людей, которые подвигом духовной жизни по благодати Божией прорывали границу между двумя пространствами.
…
Бог входит в Таинство пресуществления не для того, чтобы стать хлебом и вином, а для того, чтобы хлеб и вино соделать Своим Телом и Кровью. Спаситель мистически живет в Своем Имени не потому, что Он есть Имя, а потому что имя Божие есть Бог. Для не практикующих Иисусову молитву эти фразы могут звучать, как тавтология. Так оно и будет, если мы будем пытаться понять, когда это нужно жить.
Фраза, сказанная отцом Иоанном Кронштадтским "Имя Божие есть Бог" – очень глубокая. Это его реальный духовный опыт. Опыт, в который многие афонские инокиимяславцы, к сожалению, попытались войти интеллектуально. Они рассуждали о том, что превышало их меру ("Духовные знания без духовного опыта – демоническое богословие" – Максим Исповедник), вследствие чего повредились, о чём говорит их духовный результат – дух. Агрессивный, немирный, спорливый. Прелесть развивалась через категоричное мнение, что, в свою очередь, спровоцировало категоричность и в другую сторону. Всё, что связано с именем Божьим, стало встречаться также с непримиримой агрессией. Но святой праведный Иоанн не мог сказать безответственную фразу. В чём же была суть?
Когда подвижник, занимаясь умной молитвой, много, в идеале – непрестанно, навыкает держать её умно, безвидно в сердце, в какой-то момент она выходит из области слова в саму Личность Христа, то есть делатель молитвы начинает в каждом призывании жить не слово (имя), а Самого Христа, Которому принадлежит имя. То, есть, произнося слово, мы молимся не имени, а Тому, Кому оно принадлежит. Богословская комиссия, созданная специально для рассмотрения имяславских споров, резюмировала одной короткой фразой своё отношение к данному вопросу. "Имя Божие есть Бог, но Бог не есть имя". Эта формула родилась Духом Святым, и она очень точная.
Кроме того, о имени Божием хотелось ещё сказать в таком аспекте. Бог, как Существо Совершенное, не может быть ограничен никакой формой. Он – Чистейший Дух. Но человек создан Богом в формате этого мира, и он нуждается не в идее о Боге. Он всегда ищет Его Самого. И Любящий Бог по своей великой любви выходит ему навстречу. Он умаляется, становится формой отчасти.
Когда Святой Григорий Палама спорил со своим оппонентом Варлаамом, теоретиком, не знающим практики умной молитвы, Варлаам категорично утверждал, что Бога человек может познавать только апофатически, и никак иначе. Преподобный Духом Святым объяснил суть вопроса, разделив понятия «сущность Божия» и «Божественные энергии». Сущность Бога непостижима для человека, но Господь проявляется в этом мире через Свои энергии. Энергии, которые могут наполнять собой форму. Нетварный свет – это не иллюзия, это не «как бы» свет – это свет. Природа Богочеловека Христа была в полной мере Божественной и в полной мере, кроме греха, человеческой. Перед тем, как Христос в Своём Божественном Вознесении оставляет учеников, Он даёт им Своё Тело и Кровь в виде хлеба и вина. И опять же, входит в форму своим содержанием. В православной традиции иконопочитания, почитания мощей действует то же Таинство – неограниченный, трансцендентный Бог входит в ограниченную форму своими энергиями. Эта форма становится Богом по благодати.
Но Господь входит не только в форму материи. Он в Таинстве умной молитвы входит и в форму слова, то есть Своего Божественного Имени, наполняя его энергиями. И в этом смысле имя Божие становится Богом по благодати. Нетварный свет – это свет Божества. Но Бог не есть только Свет. Имя Божие есть Бог, но Бог не есть имя.
Самая драгоценная часть Иисусовой молитвы — это её мистическая сторона. В ней присутствует и чисто практические моменты, как-то: организация нашего ума, поражённого рассеянностью, пассивностью, дезорганизованностью, мобилизация его на борьбу с помыслами, чуткость, внимательность в этой борьбе, тренировка воли для того, чтобы быть стабильным, функциональным. Всё это касается нашего очищения, стремления к девственности души. Но главная цель — не девственность. Девство ради девства — пустое дело. Девство сохраняется ради Жениха, как дар Ему, для сочетания с Ним. Так вот, в Таинстве Иисусовой молитвы главным является Жених, всё остальное — второстепенно. Иисус Христос — это, в первую очередь, мистическая Личность. Сначала — Совершенный Бог, а затем — Совершенный Человек. Входя с самого начала в это сокровенное Таинство, мы должны понимать конечную цель. Мы не просто стремимся к очищению. Очищение происходит через соединение, обожение. В противном случае, мы будем повторять грех прародителей — попытку стать богом без Бога, или глупость строителей Вавилонской башни, которые, имея искренность, труд, стабильность, пытались своими силами подняться до небес. Иисусова действительно через свои практические упражнения позволяет достичь некоторых психофизических результатов, но без главного — Христа — это будет труд антихриста.
…
«Царство Божие внутрь вас есть» — так говорит Христос. Но Царство Божие — Он и есть. Царство — не «что», Царство — «кто». Поэтому в Иисусовой молитве мы ищем не состояние (что), а Его Самого (Кто). Первая ошибка для начинающих — искание состояний (мира, умиления, просвещения).
Если Он, как Царство, внутри нас есть, то наш ум в поисках Его должен изменить направление поиска извне вовнутрь себя, в сердце. Никифор Уединенник в «Добротолюбии» говорит важное понятие: после грехопадения ум человека направился вовне. Чтобы вернуться к Богу, нужно изменить направление деятельности ума извне внутрь человека. Чем быстрее ум бежит в поисках Бога вперёд, в безграничность пространства, тем быстрее Бог от него удаляется. Измени направление - и Бог извне направится внутрь тебя. Поэтому Иисусова называется умно-сердечной. Ум соединяется с сердцем и начинает жить в нём Христа.
Я употребляю странное словосочетание «жить Христа», делая сознательный акцент, различие между понятиями «думать о Христе» и «жить Христа». Думаем мы о внешнем объекте, который перед нами, а живём тем, что внутри нас. Ветхозаветные праведники ходили пред Богом. (Авраам был праведен и ходил пред Богом, Исаак, Иаков). Так было в Ветхом Завете, а в Новом, с пришествием Христа, появилось понятие «жить в Боге», «носить в себе Христа». «Не я уже живу, но живёт во мне Христос». Одним из главных условий Иисусовой молитвы является жизнь вовнутрь, там, где Царство. Царство — Христос.
То, что я называю жизнью вовнутрь, имеет свою особенность. Логика, логическое мышление, которым мы по ошибке ограничиваем ум — это мышление направлено поступательно вовне, от мысли к мысли, от образа к образу. В связи со своей сложностью оно не очень точно. Так вот, направление вовнутрь, в сердце, теснит мысль в простоту, и, в связи с этим, живёт очень точно. «Иисусе, Иисусе» — и всё, без сопутствующих мыслей, образов, впечатлений. По неопытности это может показаться умиранием ума, который привык жить широтой мыслей, впечатлений. Так оно вначале и есть, и любое умирание приносит кризис, дискомфорт. Но за точкой этой психологической смерти, оказывается, есть жизнь. Жизнь через Христа. Удивительная, богатая, безграничная, потому что Он безграничен.
…
Мы в нашей общине не практикуем очень медленную молитву, с перерывами на «вдумывание». Мы просто не позволяем уму думать. Думать — это сложно. А Бог прост и живётся Он просто. Мы просто произносим молитву внутрь, в обратную сторону от размышления. Произносим и произносим и ни о чём не думаем. В этом и состоит наше внимание. Я много пытался бороться с помыслами — выходил к ним навстречу и противоречил, но всё безрезультатно, пока не понял, что нужно направлять ум внутрь, в сердце, находить там Христа, обхватить Его ноги, закрыть глаза, уши и замереть, повторяя одно и то же: «Иисусе, Иисусе…». Помысел кружит возле тебя, но подойти не может, и через время отходит посрамленный. Помыслам нужна мутная вода — много мыслей. Убегая от помысла, мы останавливаем логику и держим в уме одну короткую мысль — «Иисусе…», которая движется не поступательно вперёд, а по кругу, одна сменяя другую. Думать и молиться — это разные состояния ума. Умная молитва — это не думать, это — жить. Не путайте внимание с думанием. Мы просто держим ум в словах молитвы, и всё.
Бог входит в форму слова, но со временем, когда ум навыкает в молитве жить Бога в сердце безвидно, безобразно, в Божественном мраке имя Божие выходит из формы слова и живётся, как Сам Бог. «Иисусе, Иисусе…». Я переживаю это уже не как имя, а как Его Самого, к Которому обращаюсь через имя. Но в какое-то время и имя прекращается, остаётся сама суть, то есть, Он. И в это время Божественный мрак становится Светом. Прекращается форма. Остаётся содержание.
…
Иисусова молитва начинается с устной её формы, то есть, мы начинаем произносить её гласно: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя», как можно чаще и больше, чтобы приобрести навык непрестанного пребывания пред Богом. Неслучайно целью Иисусовой молитвы является непрестанная молитва. В сутках двадцать четыре часа. Если мы будем уделять молитве утром короткое время и вечером, остальная часть будет оставаться незаполненной, и в этот вакуум войдёт постороннее. Ладно ещё нейтральное, хуже — греховное. Природа не терпит пустоты. Конечно же, это не получится сразу и совершенно. Но Царство Божие нудится, и прилагающие усилия и постоянство достигают результата. Результата, который приходит не скоро. Быстро приходят иллюзии от психологического разгорячения. Настоящий духовный результат достигается постепенно, долготерпением и стабильностью. Иллюзии как быстро приходят, также быстро и рассыпаются.
…
Существует мнение, что невнимательная молитва кощунственна, вследствие чего лучше произнести немного молитв внимательно, нежели твердить много языком. Чаще всего в этом случае ссылаются на апостола Павла. В слове о молитве преп. Иоанн Лествичник отвечает на этот вопрос так: «И я бы желал всегда творить молитву внимательно умом, но вам придётся принять тот факт, что прежде чем вы приобретёте навык умной, внимательной молитвы, вам придётся терпеть период несовершенной, рассеянной молитвы, произносимой языком». Это — данность, от которой не уйти. Грехом является сознательное пренебрежение вниманием. А если это всего лишь по неимению навыка, то это естественно. Навык приходит со временем, но не сам по себе, а когда вы понуждаетесь снова и снова, много и много. Искусство приобретается усердием и постоянством.
Честно говоря, не верится в результат тех людей, которые молятся понемножку. Кто-нибудь видел великого музыканта, художника, учёного, который бы занимался своим делом понемножку? Это фантазии. А если молитву святые отцы называют наукой из наук, искусством из искусств, сколько усердия требует она? Святые отцы посвящали ей всю свою жизнь. Кроме того, если человек произносит молитву много, в идеале — постоянно, она со временем переходит из области логики в область интуиции, становится естественной. Привычка — вторая натура.
…
Часто встречается недоумение: в течение дня мы заняты многими трудами, в том числе умственным трудом, как это может сочетаться с непрестанной молитвой? Тело занято телесным трудом, логика умственным, а интуиция — молитвой, если молитва вследствие долгой практики вошла в интуицию. Не нужно смущаться, что якобы молитва, происходящая в интуиции, невнимательна. Просто это внимание другой природы. Логика живёт длинными мыслями, интуиция — коротким впечатлением. Коротким, но часто очень точным.
Радиостанция Бога работает на коротких волнах, а сатаны — на длинных. Неслучайно Господь в Евангелии призывает нас к лаконичности мысли и слова: да-да, нет-нет, что сверх того, то от лукавого. Лукавому выгодны наши длинные мысли, в них много замороченности. Горе от ума — примерно так. Молитва (если есть навык), живущая в области интуиции — очень короткая и точная. Иисусова молитва, имеющая короткую форму по сравнению с псалмопением, имеющим сложные тексты, очень удобна для интуиции. Сложные тексты псалмопения стимулируют образное, логическое мышление. Короткая, простая форма Иисусовой живёт в подсознании, в самом сердце. «Иисусе. Иисусе. Иисусе». Сто раз, тысячу. Сначала сухо, невнимательно, затем даже скучно, противно, неимоверно тяжело. Но со временем и количеством маховик достигает критической точки и переваливает через неё. Непривычное становится потихоньку привычным, неприятное — приятным, естественным и необходимым. Это как дышать — мы же не планируем свой вдох и выдох, мы просто дышим, и за это отвечает не логика. Воздух приносит жизнь нашей физиологии. Молитва оживляет душу, даёт ей «кислород», реанимирует её.
Преподобный Симеон Новый Богослов пишет, что многие люди ещё живут физиологически, как бы по инерции, но душа их уже умерла. Господь в Евангелии говорит Никодиму о необходимости родиться свыше. Говорит живому человеку, что нужно ожить. Ожить в пространстве Духа.
…
В материальном мире человек живёт пространство пятью рациональными чувствами, но духовный мир иррационален, его нельзя видеть, слышать, обонять, осязать. Человек входит туда шестым — духовным чувством. Интуицией, природа которой харизматична. Но в современном человеке это шестое чувство почти атрофировано в связи с неразвитостью. Человечество пошло путем рациональной науки и ограничило себя рамками понятного. Пытаясь познать этот мир, мы расчленяем его на детали, как патологоанатом, и теряем способность видеть цельно, саму суть. Патологоанатом видит сердце, почки, сосуды, мышцы, кости, но никак не может увидеть жизнь, которая всё это соединяет, потому что биоматериал рационален, а жизнь иррациональна, но объективна.
Так вот, занимаясь Иисусовой, умной молитвой, мы уходим из пространства пяти чувств в безвидность, безобразность, пытаясь останавливать ум в Божественном мраке, тем самым стимулируя, оживляя наше шестое чувство, которое способно жить духовный мир объективно, реально, но в другом формате.
Святые не гадают о воле Божией, они её просто знают в состоянии чистой молитвы, чистой от размышлений, хоть плохих, хоть хороших. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Чистое сердце — это сердце, свободное не от греха, или вернее, не только от греха! Оно свободно в состоянии умно-сердечной молитвы от пяти чувств и от логики. Оно стоит, трепетно замерев в духовном пространстве, не отвлекаясь ни на что внешнее, кроме «Иисусе, Иисусе, Иисусе».
Не творите себе Бога, не выдумывайте Его. Остановитесь, замрите, почти не дышите. Он здесь, совсем рядом, просто вы не впускаете Его. Вы в стереотипах о Нём, и это мешает войти Ему.
Когда говорят очень категорично про внимание, это может стать маниакальным состоянием, которое, во-первых, зажимает человека, а во-вторых, стимулирует его добиваться искусственных, преждевременных состояний через разгорячение. Внимание не даётся сразу в связи с отсутствием навыка. Человек начинает сердиться, напирать, искусственно стимулировать то, что должно прийти естественно, постепенно. Не спешите, не горячитесь. Очень много и долго, терпеливо, снова снова, «Иисусе, Иисусе, Иисусе». Сто, тысячу, сто тысяч раз. Царствие Божие нудится. Очень точное слово — «нудится», а не берётся наскоком.
…
Некоторые духовники дают желающим заниматься Иисусовой молитвой по двадцать-тридцать молитв, не больше, опасаясь прелести. В таком случае самым прельщенным был апостол Павел, сказавший, «Непрестанно молитесь». Молитва — это естественная жизнь человека, как дышать, и наоборот, отсутствие молитвы противоестественно для жизни.
Святые отцы разделяли понятия молитвы и псалмопения, называя молитвой именно Иисусову. Человек не может непрестанно заниматься псалмопением, а иметь в сердце умную молитву может. Об этом и сказал Апостол: «молитесь непрестанно».
На Афоне по сей день остаётся традиция бдения, когда и в будни Служба служится очень длинно, большей частью ночью, а в праздники она может длиться десять, двенадцать, четырнадцать часов без перерыва. Невозможно такое количество времени держать ум в полном внимании. В чём смысл бдения? В это время монахи практикуют терпение и долготерпение. Терпение — это фундамент молитвы. Как фундамент дома, основанного на камне, а не на песке. Если ты заложил молитву на фундаменте терпения, ты будешь иметь её и в удобных условиях, и в условиях кризиса. Поэтому не нужно отчаиваться, если молитве не сопутствует внимание. В это время вы практикуете терпение. Не бросаете, не опускаете руки, а смиренно делаете и делаете, снова и снова, закладывая фундамент, который и есть терпение.
В подвиге больше изматывает помысл. В физиологии, на самом деле, есть резервы. Но помысл начинает истерить: там, внутри, всё плохо, это конец, катастрофа. Иисусова молитва даёт нам средство. Ум стоит в сердце и повторяет: «Иисусе, Иисусе…», игнорируя помыслы, просто не обращая на них внимания. Внимание занято Христом, и в Нём нет места ни для чего другого. Это как полный кувшин, в который больше ничего не добавить.
Кроме того, терпение тяготы на молитве — это доказательство бескорыстия нашего делания. Мы молимся не потому, что нам приятно. Нам приятно, что мы терпим труд ради Христа, не требуя награды, когда и сколько. Но Он всегда в конечном счёте отвечает нам с избытком. Бог не мерою даёт благодать, но даёт смиренным и бескорыстным. Кроме того, тягота притомляет нашу эмоциональность, которая мешает молитве, разжигает впечатлительность, рождая эмоции, ложные состояния, доверяя которым, мы входим в состояние прелести. Вся наука аскетики предполагает утомление эмоциональности и тренировку терпения.
