«Стяжи мирный дух», – призывает нас святоотеческая заповедь. Но «тихое и безмолвное житие», тот внутренний мир, о котором мы молимся за каждым богослужением, не рождается сам собой – он завоевывается в тяжелой невидимой брани.
Два пути открываются пред каждым рожденным в мир человеческим существом: жизнь и смерть предложил Господь Бог Своему творению – благословение и проклятие. Дав полную свободу самоопределения, Он вместе с тем повелел: Избери жизнь. Выбор всегда остается за нами – оказать послушание своему Творцу или подпасть под проклятие, низринувшись в бездну вечной погибели. На чем же основан благословенный путь жизни?
Господь разъясняет и это: необходимо, чтобы человек постоянно обращался за помощью к Богу, слушал глас Его и прилеплялся к Нему, иначе говоря, всегда пребывал бы в молитвенной связи со своим Творцом – ибо в этом жизнь твоя.
Это знание, данное ветхозаветному человечеству, во всей глубине раскрывается воплощенным Спасителем: Я есмь путь и истина и жизнь. Сам став путем, ведущим в жизнь, Христос преподает Свое учение: никто не приходит к Отцу, в Его Небесное Царство, как только через Меня, ибо Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется]. Это Мною и через Меня означает не что иное, как путь крестный и в то же время путь молитвы Его святым именем.
Христиане – те, что избрали жизнь, – едва вступив в нее из крещальной купели, уже поставляются перед новым выбором, вынужденные на каждом шагу различать добро и зло. Так до конца земного странствия будет испытываться человек, постоянно оказываясь на распутье, перед двоящимися стезями. Дар Святого Духа, таинственно полученный нами в крещении, усвояется, как сказано прп. Григорием Синаитом, «двумя способами». Оба возводят к единственной высшей цели – спасению души в вечном Царстве Отца, но очень многое будет зависеть от того, какому из способов отдадим мы свое предпочтение.
Первый есть «исполнение заповедей с помощью великого и долговременного труда», когда по мере совершенствования во внешних добродетелях уподобляется человек своему Спасителю. Второй – есть «познание и непрерывное призывание Господа Иисуса, то есть память о Боге», стяжаемая во внутреннем подвиге умно-сердечной молитвы.
И хотя одно из этих деланий не исключает другого и надлежит, как сказано, сие делать, и того не оставлять, однако второму в святоотеческой традиции исихастского направления оказывается безусловное предпочтение. Что и неудивительно, ибо при первом спасительная цель достигается труднее и медленнее, при втором же – ощутимо скорее и надежнее: «и если мы желаем найти и познать истину не блуждая, то будем стремиться иметь лишь одно сердечное действие». Посему величайшими из отцов мы призваны, не оставляя хранения добродетелей внешних, «заботиться только об одном: чтобы совершалось в сердце действие молитвы, согревающее и радующее ум и воспламеняющее душу к невыразимой любви к Богу и людям».
Душе, устремленной к совершенству, «свойственно всегда предпочитать всему» основополагающую «заповедь о памяти Божией, гласящую: помни Господа Бога твоего всегда», ту заповедь, «за нарушение которой люди погибли». Именно «забвение Бога» изгоняет из рая, низвергает с небес и оставляет «человека духовно совершенно обнаженным» перед силами зла: Если же ты забудешь Господа, Бога твоего, то свидетельствую, что ты погибнешь.
И вместе с тем через ту же заповедь «люди могут спастись». По этой причине она становится стержневым началом в учении исихазма, учении, подчиненном задаче стяжания благодатного внимания и удержания его в Боге ради возвращения человека к тому состоянию, что было утрачено в грехопадении. Блаженное единение с Господом осуществимо лишь при Его же Божественном содействии: Нет другого имени под небом, научает Священное Писание, кроме имени Господа Иисуса Христа, которым надлежало бы нам спастись. На этом, Им Самим указанном пути – через молитву Его именем, хранение заповедей, аскетический подвиг и церковные таинства – люди устрояют себя в жилище Богу. Самую же сердцевину мистической традиции исихазма составляет практика священнобезмолвия, или умного делания – спасительного соединения ума и сердца в Иисусовой молитве.
Исихазм – это форма духовной жизни, которая включает в себя все стороны проявления человеческого духа, это учение о цельном подвижничестве. Рожденное евангельским духом от самого начала христианства, это учение со временем сложилось в стройную систему, то явно, то прикровенно влиявшую не только на религиозную жизнь, но на все сферы деятельности христианских народов: на политику, экономику, культуру. Учение исихазма, являясь магистральным путем в христианской аскетике, последовательно и убедительно раскрывает сущность православия и является антитезой томизму – официальной идеологии Римской Церкви.
Изначально под исихазмом понимался уединенный образ жизни, сопряженный с практикой внутреннего делания, что уже на заре монашества, с III века, составляло сущность подвига анахоретов Египта, Палестины и Малой Азии. В дальнейшем под понятием исихазм разумеется квинтэссенция христианского учения о спасении и совершенстве, достигаемых на пути внутреннего подвижничества. Говоря конкретнее, исихазм означает стержневое духовное направление восточного созерцательного монашества, а вместе с тем – уникальный аскетический метод священного безмолвия, или умного делания, метод, зародившийся вместе с самим христианством и сохранившийся исключительно в православной традиции.
Исихастский метод дает возможность, путем соединения в одно целое ума и сердца в умно-сердечной молитве, достигать состояния исихии, то есть «умственного безмолвия», или «мысленной тишины», что открывает доступ к практике сердечного трезвения. В целом метод позволяет в максимальной полноте очистить душу от греховных страстей, достичь состояния начального, а затем и полного бесстрастия, стяжать благодать созерцательной молитвы и обрести наивысший Божественный дар личного обожения.
Исихазм – это также мистическое богословие христианства, разработанное на основе личного опыта богообщения святыми Дионисием Ареопагитом, Максимом Исповедником, Иоанном Дамаскиным, Симеоном Новым Богословом, широко воплощенное в практике Григория Синаита и окончательно догматически оформленное в учении Григория Паламы.
Учение о нетварных энергиях утверждает возможность непосредственного богообщения, реального богопознания и достижения состояния обожения в период земной жизни человека. Исихастские Соборы XIV века в полноте раскрыли христианский идеал обожения человеческой личности, на богословско-догматическом уровне обосновали необходимость стяжания благодати Святого Духа ради просвещения и перерождения души, возрастающей до степени подобия Божия.
Идеология исихазма с самого начала, еще со времен прп. Антония Киево-Печерского, была преемственно воспринята на Руси, где впоследствии образовались великие духовные центры. Они возникли в обителях прп. Сергия Радонежского и его последователей, на островах Валаама и Соловков, в пещерах Пскова и лесах Волока Ламского, в скитах Заволжья и Брянска; множество подобных духовных цитаделей, от лавр до пустынных келий, покрывали и освящали всю русскую землю.
Термином исихазм не пользовались на Руси, но в своем учении и методах русское подвижничество всегда держалось исихастских принципов: пустынножительства и безмолвничества, предпринятых ради тайного поучения.
Поучением у христиан традиционно именовалась Иисусова молитва. Тайным оно названо потому, что трезвение при сердечной молитве может совершаться во время любого занятия, оставаясь неприметным для окружающих. Вместе с тем тут поистине тайна, ибо молитва сердечная, по особому действию в ней Божественной благодати, признается отцами священным таинством. Тайное поучение – это синоним таких понятий, как внутреннее, или умное, делание, подвиг исихии, умно-сердечная Иисусова молитва, или священное трезвение, блюдение ума, или сердечное внимание, противоречие помыслам, или хранение сердца.
Все эти понятия синонимичны термину исихазм и могут быть сведены к одному: путь священнобезмолвия. Путь, который и стал корневой системой русской традиции. По-своему преломляясь в каждом поколении аскетов, древнейшая практика воплощалась в их личном опыте, являясь миру в соответствующих своему времени формах.
Исихастом становится тот, чья жизнь всецело подчинена внутреннему подвигу умного делания, кто возжаждал созерцательного богообщения, взалкал молитвенного единения с Господом, чьи силы и чаяния поглощены стремлением к «стяжанию Духа Святого, к харизматическому настрою». Свой ум исихаст предает в добровольный плен, заключая его в сердечном затворе, приковывая к имени Иисуса Христа и удерживая во вращении на постоянной молитвенной орбите. Покаянный плач, возносимый из объятого священным безмолвием сердца, попаляет демонические прилоги и истребляет корни порочных страстей, постепенно возводя душу в область благодатных состояний.
Очищая сердце в деятельном подвиге аскезы и трезвения, исихаст, по мере усвоения благодати Святого Духа, возрастает до созерцания нетварных Божественных энергий Фаворского света, того света, что изливался на учеников Господа в чуде Его Преображения. Деяние и созерцание не являются, как полагают иногда, двумя различными, самостоятельными путями к спасению; они суть внешняя и внутренняя составляющие одного процесса, оболочка и наполнение единого целостного пути духовного подвига. «Исихия – это собственно христианское выражение бесстрастия, когда деяние и созерцание рассматриваются не как два разных образа жизни», но «сливаются в осуществлении умного делания».
Что особенно важно для нас, движение исихазма, сформировавшись в иноческой среде, не стало, однако, привилегией исключительно монашеского сословия. Уже в Византии XIV века все социальные слои общества призывались стать причастниками Божественного света, бежавшие от мiра взяли на себя труд поведать мiру о внутреннем мире исихии, и «пропасть между монастырем и мiром была преодолена».
А спустя столетия в лесной пустыни Сарова прп. Серафим проповедует все то же учение о внутреннем подвиге: при исихастском образе жизни «можно, и в миру живучи, получить такую же благодать, как и в отшельничестве». Это достижимо при определенном устроении, когда вся наша мирская деятельность освящена духовным подвигом и подчинена водительству Духа, – тогда «в жизни все духовное со светским» настолько «тесно связано», что одно от другого «отделить нельзя». Старец провидит дальнейшее развитие подвижничества в миру, предрекает, «что будущее человечество сим лишь путем пойдет, если захочет спастись».
Исихастская идея внутреннего подвига в миру оказалась нечуждой лучшим представителям русской православной мысли. Убежденные христиане, считает Константин Леонтьев, начиная с пустынника и заканчивая государственным деятелем, имеют одни сердечные идеалы, одни догматы, один нравственный критерий и одну общую цель: «поддержание в себе во время земной жизни близости ко Христу и к Его учению». В этом отношении монах есть «такой же православный христианин, как и не монах», только «поставленный в особые, благоприятные для строгой жизни, условия», а «мирянин верующий – тот же аскет». Остается всем пожелать стяжания «того аскетического духа, который может пронизать насквозь своими веяниями всю мирскую жизнь – придворную ли, деревенскую».
Духовный образ жизни светского человека в миру, по сути, тот же, что в постриге, – постоянное пребывание ума в Боге, всесторонняя борьба с греховными страстями, неустанное возрастание в добродетели. Способности к этим подвигам Богом же и дарованы всякому человеку, ибо к каждому обращено реченное Им – Аз рех: бози есте.
Вот почему путь внутреннего делания и подступы к богообщению остаются всегда открытыми, и в наши дни открытыми не менее, чем когда-либо. Посему каждый христианин, находясь на своем месте и в своем чине, призван сочетать светский образ жизни с духовным началом, совершать свое служение Богу и Отечеству, оплодотворяя его подвигом внутреннего делания, а стало быть, с полным упованием на то, что может обрести у Господа не менее милости и благодати, чем аскеты пустынники.
