I
Однажды, беседуя со своим духовным другом иеромонахом о книгах архимандрита Софрония Сахарова, я услышал от него критику на некоторые выражения отца Софрония и, в частности, мой товарищ смущался названием книги «Видеть Бога как Он есть». Монашеская осторожность обращала его внимание на смелость выражения автора. И он тогда сказал: «Разве позволительно так смело говорить, разве можно видеть Бога как Он есть? Возможно, тут кроется гордость и дьявольский обман». Я тогда не стал сильно возражать, потому что не совсем уверен, но мне показалось, что я понимаю, о чем говорил о. Софроний.
Случилось, что по любви к близкой мне пожилой монахине я уступил ее просьбе дать совет в занятии Иисусовой молитвой. Имея мало опыта в этом святом деле, я уступил ее просьбе только потому, что ей не у кого было спросить, но предупредил, что точно сказать не могу, а лишь как я думаю. Она тогда расстраивалась, что трудно справляется с рассеянностью и поэтому держит в уме образ Спасителя с иконы, которая ей очень нравится, и так говорит молитву.
– Матушка, этот образ нравится Вам, это Вы выбрали его, и это Вам так представляется Господь. Это Ваши переживания и чувства, и в этом переживании Господа участвует Ваше творчество. Это не Господь открывает Вам Себя, а Вы Его творите сами себе. Пусть в Вашей Иисусовой молитве не будет ни образа, ни чувства, ни переживания. Пусть будет только ум в словах молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго», – и все. Остановите свое творчество, ограничите его только этим, чтобы дать место творчеству в Вас Бога. Чтобы Он открывал Себя Вам, а не Вы открывали Его себе. Вот эту ситуацию, я думаю, можно назвать видеть Бога как Он есть, а не как мы Его себе творим.
Мой Афон. В этом может присутствовать и субъективный взгляд бедного грешника в силу своей духовной испорченности видящего так, как видится, и что-то большее, что открылось ищущему сердцу от любящего Бога туне. Дай Бог, чтобы второго было больше.
II
Мое первое восхождение на вершину Афона свершилось во вторую паломническую поездку на Святую Гору.
Я был с духовным другом, священником, который очень хотел подняться на вершину. Искреннее желание имел и я. Но было небольшое смущение ввиду того, что всего 2 месяца назад я перенес операцию на легкое по удалению онкологической опухоли. Я был еще слаб. А к моей слабости прибавилась еще наша неопытность, т.е. мы очень неграмотно спланировали свое восхождение. Ночь перед подъемом на гору мы отстояли на службе в монастыре Симонопетра и сразу после службы, еще в сумерках, чтобы успеть на корабль, который бы отвез нас к пристани скита Святой Анны у подножия Афона, мы отправились пешком в Дафни. Ночная служба и двухчасовое путешествие к кораблю нас настолько утомили, что уже приплыв в Святую Анну и стоя на пристани у моря перед 2000-метровой громадиной Афона, товарищ меня спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Как покойник, – только и ответил я. И мы пошли.
Знакомый русский монах сказал нам, что на пути, там, наверху, будут источники воды и, чтобы не утяжелять и без того объемные рюкзаки, мы взяли минимум воды, которую быстро выпили. Говорят, есть монахи, которые могут за один день подняться и вернуться назад. Для меня это было за границами понимания. Потому что, одолев, наверное, всего полпути до вершины, я так устал, что постоянно думал: "Я больше не могу ступить ни шагу, просто сейчас упаду и умру оттого, что сердце мое разорвется". И если сначала у меня была мысль вернуться, казалось, идти дальше было выше моих сил, и я шел только из-за того, что мой друг очень хотел попасть туда, это было его мечтой, и мне нельзя было его подвести, то потом, дальше, падая на землю, я стал понимать, что и спуститься я уже не смогу. Несколько раз я падал и на 20–30 минут засыпал, как убитый, прямо на земле. И все же нужно вставать и как-то идти, если со стороны мое передвижение можно было назвать ИДТИ.
Очень хотелось пить, но воды не было. Я утолял жажду плодами красного шиповника, которые уже тронул мороз, и они были приятно кисленькими. И вот впереди показалась Панагия – церковь в честь Божией Матери, куда по преданию поднялась сама Богородица. Это расстояние в сотню метров я одолел с трудом, равным, наверное, всему остальному подъему.
В этой церкви никто не живет, хотя в ней, кроме самой церкви, есть помещения для отдыха и каменный очаг. Здесь останавливаются для отдыха все, кто совершают восхождение на вершину Афона, которая отсюда уже видна по прямой. Многие остаются на ночь, чтобы подниматься с утра. Так поступили и мы.
Был конец ноября. Ночи наверху в горах были уже холодными, и нужно было собрать хворост для очага. Леса здесь уже не было, он остался внизу, стояли лишь отдельные искривленные кедры и кустарники. Метров на двадцать ниже Панагии, на склоне, лежал большой кедровый пень. Мы решили поднатужиться и перетащить его наверх из последних сил, чтобы запихнуть его в очаг целиком в надежде, что он будет гореть всю ночь.
И вот мы вдвоем делаем неимоверные усилия: тащим этот пень наверх. В это время снизу поднимаются три паломника: два француза и итальянец, – останавливаются, наблюдая, что делают русские. Мы начинаем им кричать:
– Камрад, друзья, помогите, мы этот пень с Агиа Анны с собой тащим, устали, помогите.
Это была немая сцена. Они судорожно пытались понять, что сказал русский священник: Агиа Анна находится на 1500 метров ниже того места, где они нас застали. Два русских священника, огромный пень и полтора километра? Они то улыбались, то хмурились. Они недоумевали.
Русские непобедимы!!!
Наконец иностранцы по нашим улыбкам поняли – мы шутим. Они поспешили к нам на помощь. Все вместе пень мы одолели и сразу стали ближе друг другу.
Ночь была безпокойной. Не дав поспать и часа, нас разбудили какие-то звери. В полной темноте они, казалось, скакали и по полу, и по потолку, рылись в наших рюкзаках, смачно чавкали продуктам и запивали из ведра водой (в Панагии под полом оказался колодец, в который через трубу с крыши собиралась дождевая вода). Не имея фонарика и спички под рукой, мы просто лежали и молились.
Еще в темноте мы встали, вычитали со свечой канон и акафист Божией Матери и так встретили рассвет. Наши французы еще спали, когда мы направились на вершину.
В одной духовной книге, я помню, прочитал, как послушница спрашивала своего старца, почему он так нагружает ее физической работой? На что он ответил: "Чтобы смирить твою чрезмерную веселость". Уже стоя там, наверху, на вершине Афона я был рад, но чрезмерных восторгов не было, состояние было ровное и мирное.
Ненужную восторженность убила усталость. Слава Богу, так и надо.
На вершине в маленькой каменной церкви Преображения Господня мы отслужили молебен, прочли врученные нам прихожанами записочки. В храме было студено, и мы, разгоряченные подъемом, сильно застыли. Нужно было спускаться. На аналое в углу лежала печать со штемпельной подушкой – все, кто поднимаются на вершину, могут поставить себе на память о восхождении печать, на которой изображен крест на вершине и написано «АТОС 2033 м». Я раскрыл паспорт и на первой странице, на обложке, поставил печать.
– Ты испортил паспорт, нас не выпустят на таможне, – переживал друг. Я не думал об этом, у меня теперь Афонская прописка, и паспорт об этом свидетельствует. Надеюсь, что моя связь с Афоном будет долгой.
Мы еще некоторое время постояли на вершине у церкви Преображения. Афонский полуостров был где-то далеко внизу, над нами было темное синее небо. Тишина звенела.
На сердце было тихо и мирно. Спустившись всего метров на пятьдесят ниже, я увидел у тропинки кусок мрамора – необычно выветренный, он напоминал вершину Афона. Приценившись к весу (килограмма два), я бросил его – не донесу, и так еле несу рюкзак. Но, пройдя шагов десять, вернулся и взял его. Сила Божия в немощи совершается. Я действительно не донесу, но если Господь укрепит, все возможно. И мое вчерашнее восхождение яркий пример тому. Это не я вчера победил, это Бог победил во мне.
III
Однажды на исповеди я услышал от мужчины: «Простите, хотел стать святым, имею такой грех». – «А знаешь, это вовсе не грех, я даже больше скажу – это заповедь Христа нам с тобой. Ты только постарайся понять две вещи. Пойми разницу в том, что считать себя святым или желать стать святым. Если ты считаешь себя святым, то, конечно, это безумие. А если ты хочешь стать святым, то это вполне нормально, если, конечно, понимаешь еще одну вещь. То есть, что для тебя значит святость. Если только „хождение по водам“, чудеса прозорливости и прочие чудотворения, то ты не там ищешь. А если святость для тебя – это чудо преображения твоего падшего человеческого естества – гордого, наглого, эгоистичного, изменение его в человека терпеливого, скромного, доброго, смиренного, любящего более Бога и ближних, чем себя, – то такой святости я и сам желаю очень-очень.
И тебе рекомендую: ищи ее, тоскуй по ней».
Все, наверное, кто первый раз едет на Афон, ожидают видеть там чуда, яркого, впечатляющего. Но, пообщавшись с афонитами, мы увидели простых добрых людей, как и мы разных. Они просто общаются, обыкновенно говорят, улыбаются и шутят. Я не видел там старческих походок, многозначительных вздохов, растянутых молитв. Все просто, обычно, не театрально. И я так благодарен афонитам за это. В том и соль. Беседуя на судне о наших афонских встречах со своим мирским спутником, я ему говорил: "Не делай скорых выводов об Афоне только по тем нескольким людям, с которыми мы сейчас общались, это не весь Афон".
Свойство святости – застенчивость и скромность, она не лезет в глаза, не выпячивается. Это нужно понять и суметь увидеть.
В одной из поездок на Афон мы наблюдали за группой из четырех мужчин из Москвы. В беседе при знакомстве ребята сразу поставили на вид, что они духовные чада одного известного московского духовника. Держались они всегда вчетвером, других немножко сторонились, много молились и предпочитали не вступать в общение. С этой группой мы встретились в Святой Анне и с одним из них, видно, мужчиной простым и добрым, у меня завязался разговор, в ходе которого он как-то просто, с жаром спросил:
– Батюшка, скажите, как спастись?
Я смутился: сам, мол, паломник, и не высокой духовной жизни. Вот батюшка Амвросий Оптинский говорил: «Никого не осуждай, никому не досаждай, и всем мое почтение».
Но вот, спускаясь со Святой Анны к пристани, мое сердце расположилось к этому человеку и мне захотелось ему еще сказать то, что пришло на ум. Я достал из рюкзака открытку, которую мне подарили в Хиландаре сербы, и на обратной стороне написал: «Не соревнуйся ни с кем в духовном и ни с кем не спорь, и будешь иметь мир. Будет мир – будет молитва. Св. Гора Афон. 2005 г.».
Не знаю, как он пережил эти слова, не важно, потому что эти слова были и мне, постоянно теряющему мир духовный. И Матерь Божия дала мне мой рецепт.
Слава Богу за все.
В Иверский монастырь мы со спутниками пришли в непогоду. Дождь лил как из ведра, был конец ноября. В монастырь мы вошли мокрые до нитки, уставшие и замерзшие. Поднявшись в архондарик, мы не нашли архондаричного монаха отца Павла, долго ждали, несколько раз пытались отыскать его, но… тщетно. Хотелось переодеться в сухое, отогреться, отдохнуть. Ночью на службу идти. Но время шло, а отец Павел не появлялся. Я пошел поискать его в церковь. Храм был закрыт, но боковую дверь притвора закрывал на ключ пожилой монах. Поспешив к нему, я стал, как мог, расспрашивать, где найти отца Павла. Монах стал объяснять мне по-гречески, что отца Павла нужно искать в архондарике. На что я эмоционально стал объяснять, что мы его там уже давно ждем мокрые и уставшие, а его все нет и нет. Отец дал мне выговориться и после небольшой паузы с любовью сказал мне на плохом русском:
– Нужно немножко потерпеть.
Я повторяю, он сказал это с любовью, не укоряя меня, а просто как бы легонько подталкивая мои мозги на место, туда, где они должны быть. Стало стыдно, и я только и мог сказать:
– Простите, спаси вас Господи.
Мне стало стыдно, но еще более я смутился вечером на трапезе, когда увидел этого монаха на игуменском месте. Я очень благодарен ему за этот урок всего в три слова, который запомнится мне на всю жизнь.
Когда бывает трудно, я говорю сам себе: "Нужно немножко потерпеть". Этот урок переживался как подарок Божией Матери. Ведь я был в Ее монастыре, у иконы, которая, наверное, самая значимая на Афоне. Мы слышали это мнение, но и сам я это переживал. Когда стоишь перед ней, как-то переживаешь всем своим существом, что это не доска и краски. Я не знаю, как описать, просто все внутри говорит: "Ты перед Богородицей".
Само появление иконы на Афоне было чудесным, с тех пор Она продолжает утешать род человеческий многими чудотворениями, которые происходят как от самой Иверской Афонской, так и от многих списков с нее по всему миру. Мне так полюбилась Она, Иверская, что, вернувшись в Россию, я решил сделать копию ее как можно точнее – в тот же размер, тот же лик.
В иконописных мастерских при нашем приходе мы изготовили копию Афонской иконы для своего храма, а затем еще одну в подарок Серафимо-Дивеевскому монастырю и на Святках повезли ее в Дивеево Преподобному Серафиму. В пути мы делали остановки при храмах и совершали богослужения.
И вот в одном поселке стою у храма, в котором наша Иверская. Идет служба. Навстречу мне идет священник с семьей – матушка и детишки. Поприветствовав священника, обращаю внимание на матушку, которая спрашивает:
– Вы, говорят, чудотворную икону привезли?
– Да нет, что вы, мы сами писали и просто везем в подарок в Дивеево.
– Нет, – возражает она, – записывайте первое чудо. Месяц назад у нас умер маленький сынок, который был рожден на Иверскую. И до последней минуты его любимая икона стояла у него на больничной тумбочке.
– Малыш умер, и мать, бедная женщина, так затосковала, что дошла до изнеможения. Я боялся, что она сойдет с ума, – продолжил батюшка, – и вот сегодня, когда стало ей совсем невыносимо, мать упала на колени перед Иверской иконой своего покойного сына и взмолилась: «Пресвятая Богородица, утешь меня, утешь, нет сил больше!» – и через некоторое время, час или два – звонок телефона: «Приезжайте, к нам в храм Иверская приехала!».
Я наблюдал за ними, как они уезжали. Это была уже умиротворенная, снова сильная женщина, которой нужно было поднимать еще других детей. Она хлопотала со своими детками и даже улыбалась.
Вспоминался случай из древнего патерика, как старец с учеником шли берегом моря, страдая от жажды, но пресной воды нигде не было. И тогда старец перекрестил море, и они стали пить пресную воду. Вкусную и здоровую. Напившись, ученик стал набирать воду в сосуды. Увидев это, старец спросил:
– Что ты делаешь, чадо?
– Нужно набрать хорошей воды побольше, – ответил ученик, – чтобы пить в пути.
На что старец ответил:
– Как здесь Бог, так и там Бог, там, куда мы идем.
Я переживал присутствие Матери Божией на Афоне перед Иверской, но и в России Она с нами. И везде.
