Глава шестнадцатая. В снегах
Снег. Город почти ослеп.
Свет. Красок на свете нет,
есть только белый цвет…
Я знаю один секрет:
снег скоро сойдёт на нет…
Но я не могу понять,
Кто дарит нам столько тепла,
чтобы растаял снег?
(«Машина времени»)
— А мне отец Мардарий рассказывал, что один раз лавина сошла прямо через его келью! Представляете? Ничего, выкопался. А мы, слава Богу, дождались Рождества и Крещения. Теперь до весны рукой подать. Может, без лавин обойдется, хотя снег валит последние дни. Интересно, в России тоже зима снежная или это только у нас в горах? Хотел бы я на Рождество и на Крещение в Москву или Питер. Вот где праздник, и службы такие красивые, и праздничные трапезы — пальчики оближешь. А елки там какие наряжают!.. Ну, что, батюшка, хватит, или еще дров подкинуть? — хлопотал юный послушник Александр у печки-буржуйки в домике-келье иеросхимонаха Салафиила.
— Хорошо, отченька, пока дров хватит, — дружелюбно ответил старец, перебирая четки и глядя в окно, в котором стекло заменял кусок мутноватого оргстекла. За окном струились бесконечные потоки снега. В это послеобеденное время на улице было еще светло, но в келье приходилось теплить свечу из-за скудости проникавшего сюда света.
— Батюшка, я пойду, снег немного раскидаю и, если благословите, позову братию. Вы говорили, будет беседа. Уже пора по времени…
— Хорошо, Александр, хорошо. Позови братию.
— Эва, набросало снежку! — радостно воскликнул послушник, распахнув дверь. Снег, будто теплое пуховое одеяло, уютно укутывал землю, деревья и монашеские постройки. Холодно не было. Александр прыгнул с высокого порога прямо в сугроб. После полумрака кельи слепило глаза от окружающей белизны. Снежинки густо падали на подрясник, скуфейку и лицо послушника. Не медля, Александр схватил лопату и с воодушевлением принялся за расчистку снега вокруг домика. Через окно на него смотрел старец Салафиил.
«Молодой. Пусть порезвится, — думал старец, неприметно улыбаясь одними лишь краешками губ. — Ишь ты, праздника московского захотел. А я вот старик, а новогодние елки и мне охота посмотреть. В сущности, так до старости мы детьми и остаемся. И благо, если этой детскостью от суеты, своекорыстия и мирского эгоизма удается закрыться. Не все, конечно, такие. Вот Лазарь наш на что серьезен… Как он там? Где и с кем праздновал Рождество и Крещение? И как там Неонилла? Сердце неспокойно…».
Он повернулся к красному углу, доверчивым и открытым взглядом посмотрел на иконы и начал молиться за Лазаря и Неониллу.
Через полчаса в келье отца Салафиила собралась братия: иеромонах Антипа, схимонах Василий, монах Давид, монах Иоанн и послушник Александр. Расселись кто куда: на топчан, на спиленные пеньки, служащие стульями, на пол.
Старец задумчиво провел белой почти прозрачной рукой по седым волосам, перекрестился и заговорил:
— Дорогие мои, когда человек изнемогает под грузом мучительных вопросов жизни, то он с надеждой обращает свой взор на Христианство. Что мучает человека более всего? Бессмысленность суеты и неизбежность страданий… Христианство дает возможность преодолеть и то, и другое. Христос освобождает от рабства суеты и помогает осмыслить и преобразить страдания. Чего человек желает? Любви, истины, света, блага, покоя, красоты. Все это дает Христианство. И, значит, все страдания человечества происходят от того, что Христианство, по большому счету, остается ему неизвестным… Но откуда, в таком случае, миллионы страждущих христиан? Эти миллионы — от неведения истинного Христианства. Большинством современных христиан Христианство остается неузнанным. И это при том, что жизнь христиан проходит в Церкви. Мы исполняем общеобязательные церковные правила, крестим детей, заключаем браки, отпеваем усопших, спорим о церковной политике, но очень часто, как к запретной зоне, боимся приблизиться к самым живоносным понятиям Христианства: к богообщению, умному деланию, подвигу, тайнозрению, обожению, нетварному свету. Об этом я и хочу побеседовать.
Старец обвел братию взглядом. Царило благоговейное молчание. Только оргстекло в окне подрагивало от усилившегося ветра да покашливал болезненного вида монах Иоанн.
— Что есть Христианство и что есть Православие? — продолжал старец. — Многие ли могут убедительно ответить на этот вопрос? Всякий ли способен объяснить, хотя бы самому себе: почему он православный христианин? Не превратилась ли наша православность из огненной веры в привычку? Не плетемся ли мы где-то в хвосте Православия только по той причине, что родились в России, или потому, что так верили наши деды? Да, они так верили; но почему мы так верим? Вот на что необходимо дать ответ самим себе и современному миру. Иначе наша вера уже не вера, а только обряд и привычка, только мертвая зола угасшего пламени.
Как доказать истинность Православия? Разумеется, можно предложить к прочтению тысячи мудрых книг, излагать догматику, опираться на каноны и церковную историю… Все это можно. Но малые дети нас не поймут, они и читать-то не умеют, трудно будет понять нас и многим пожилым людям, и простецам. А люди образованные и интеллигентные представят сотни возражений и сомнений в противовес нашей рассудочной апологии. Как же быть? Как сделать объяснение Православия одинаково доступным и понятным простецу и ученому, старому и малому, логику и лирику? Ведь если вера — истинна, то она должна быть понятна и доступна всем.
Дабы понятно объяснить нашу веру, нужно не доказывать, а показывать ее истинность, нужно показывать Православие. Истинная вера — это откровение Бога о Себе Самом. Бог открывает нам Себя в Своих живых подобиях. Живыми подобиями Бога — преподобными — являются православные святые. Глядя на них, общаясь с ними, узнавая их жития, мы видим Православие. Их свидетельство — одно из важнейших свидетельств истинности Православия. Святые проходят путь своей земной жизни скромно и незаметно, но духовно внимательный взор видит лежащий на них светозарный отблеск иного мира. И уже не требуется слов, логических доказательств и сотен ученых книг: святой видит Бога, мы видим святого и обретаем Православие. Мы верим святым, а для них Православная Церковь — это и есть чистое Христианство; Христианство — это Христос; Христос — это Свет; а Свет постижим только в состоянии обожения, путь к коему — смиренное и всежизненное умное делание.
Умное делание, а в переводе с церковно-славянского «духовное делание», состоит в непрестанной молитве, очищении помыслов, осмысленном терпении скорбей, согласии с волей Божией. Путь духовного делания это и есть путь православного Христианства. Христианство — это духовное делание-действование Церкви Божией на земле. Вне умного делания невозможна христианская церковность. Присутствие или отсутствие живой и здоровой традиции умно-молитвенного делания есть признак жизнеспособности или, напротив, мертвости церковного организма. Умное делание, исихазм или священнобезмолвие — сердце Православия, а Православие — сердце этого бессердечного мира. Православие — чистейший фиал веры Христовой, высшее знание, открытое Самим Богом, а не придуманное людьми.
Православный христианин знает точный путь в Царствие Божие. Он не ищет этого Царствия среди миражей мира сего, он не прельщается обещаниями земли, он не привязывается сердцем ни к одному из земных царств, потому что он знает, что Царствие Божие внутри нас. И он идет в это Царствие путем духовного делания, путем Православия. Умное делание это не уход от реальности, а, наоборот, возвращение к истинному духовному реализму; это отказ от всех подделок и прорыв к Священному Царствию, которое внутри нас.
Православие проникнуто духовным реализмом, а Царство мира сего проникнуто духом лжи, духом абстракции, нереальности. Православие открывает духовному делателю сердечные очи, и он начинает видеть мир таким, каков он есть. Христианин познает себя, видит свое плачевное и жалкое положение, свои грехи, свою испорченность. Он понимает, что нуждается в спасении, и выходит на путь духовного делания, на путь Христианства.
Царство мира сего, напротив, закрывает очи всем смотрящим на него, вводит их в область бесплодных мечтаний и неосуществимых надежд, в область духовного самообольщения — прелести. Земное царство прикрывается абстрактной религиозностью и морализмом. И неудивительно, ибо самый великий абстракционист — это лукавый — сатана. А лукавство — это неправда, ложь, то, чего нет, то, что не соответствует истинной реальности и является сущей абстракцией. И вот эта существующая абстракция, эта нереальная реальность, это лживое царство мира сего ведет войну против Истины, против служителей Истины, против Церкви Истины, — старец Салафиил остановился и сразу из вдохновенного пророка превратился в кроткого чернеца.
— Понятно я говорю? — немного смущаясь, спросил он.
— Конечно, отче, конечно, — поспешил ответить за всех иеромонах Антипа.
— Не Бог воюет против сатаны, — продолжил старец, — а сатана против Бога; не добро против зла, а зло против добра. Божественное добро — абсолютно, и его победа в вечности тоже абсолютна, но во времени зло еще борется против Божественного добра, антихристиане — против христиан. Нам важно осмыслить абсолютность Бога и Его победы, дабы, будучи христианами, приверженцами абсолютного Добра, не тратить свою жизнь только лишь на борьбу с нереальной реальностью, на споры со злом, на исследование глубин сатанинских. Эта полемика изматывающа, и, кроме того, она привносит в сердце тонкое тщеславие, ибо бесы специально время от времени отступают, якобы побежденные нами.
Лучше посвятить свою жизнь самому важному — стяжанию спасения и освящения. Ведь мы, кающиеся грешники, подобны воинам Светлого Царя, находящимся в окружении войск царя темного. Мы — подданные Христа, но окружены воинством сатаны; нам еще только предстоит выйти из окружения. Ночь земли темна, царство мира коварно, враги беспощадны. Как выйти из окружения, как преодолеть рвы, засады, заставы земного царства? Двигаясь только по плоскости, спастись невозможно… Поднимем очи вверх! Между серых силуэтов городов лежит путь к небу — единственно возможный для нас путь. Пойдем по нему. Это путь смиренного и всежизненного умного делания. Этим путем взошли к небесам все святые; этим путем они нисходят к нам, когда мы молим о помощи. Они приходят и учат нас: как побеждать не принуждая, созидать не разрушая, убеждать не досаждая, согревать не обжигая, увещевать сострадая, жить любя.
Прошли столетия, пали величественные империи, погибли герои, разрушились неприступные крепости и изящнейшие дворцы, одно осталось неизменным — православное Христианство. Пройдут годы, падут промышленные империи, умрут кумиры толпы, разрушатся железные занавесы тираний, порвется лживая вуаль атеистических демократий, одно останется неизменным — православное Христианство. Такова реальность: один Бог, одна правая вера, один путь в Царствие Божие, начинающийся внутри нас, — путь духовного делания. Встать на этот путь, ведущий к богообщению, призывается каждый православный. Духовное делание открывает нам путь к богообщению в молитве, ибо молитва есть беседа человека с Богом. И вот мы с вами, дорогие мои отцы и братья, пришли в эти горы, ради покаяния и непрестанной молитвы.
Я открою вам одну тайну: Бог насаждает росток любви к непрестанной молитве в сердце каждого человека. Молитва, то есть богообщение, — это естественное состояние человека. Но это состояние утрачено большинством из нас, и на место молитвы-богообщения у нас поставлено постоянное бесообщение, либо суетное и праздное размышление о тленных земных делах. А сердце, тем не менее, хранит память о Боге и тоску об утраченном богообщении и стремится к молитве. Это стремление иногда находит кажущийся ответ в неправославной мистике, но это еще не истинное богообщение. Наоборот, неправославная мистика часто ведет человека к прелести. Только Православие сохранило веру Христову во всей чистоте. И важнейшая часть этой веры — учение о непрестанной покаянной молитве. Это учение пришло к нам от Самого Господа Иисуса Христа и святых апостолов. Цепочка традиции тянется от старца к ученику, от древности до наших дней. Я — грешный человек, но искренне скажу вам, отцы и братья, благодарите Господа, что он вывел нас из мирской суеты и привел сюда, чтобы мы в трудах и скорбях, но и в радостях духовных, взращивали в себе росток молитвы.
Отец Салафиил остановился и потом кротко, словно действительно виноватый, сказал:
— Простите меня, пожалуйста, за многословие… Теперь, если хотите спросить, спрашивайте.
Монах Давид задал заранее приготовленный вопрос:
— У меня вопрос по молитве Иисусовой. Я все-таки не совсем понимаю. Отцы пишут, что для чистой молитвы нужно сойти умом из головы в сердце, потому что в голове дуют ветры разных помыслов. А как сойти-то?
Старец улыбнулся:
— Видишь ли, аввочка, своим усилием войти в сердце не получится. Ты можешь молитвой крутиться вокруг сердца, а внутрь не попадешь. Это дар Божий. А если все же внутрь сердца самочинно попадешь, то это будет подобно толпе, вламывающейся в грязных сапогах в дом через взломанные двери. Так нельзя. Поэтому хотя святые отцы и говорят, что уму хорошо бы сойти в сердце, но не насильно. При молитве мы должны сосредоточивать внимание не в голове, а устремлять его по направлению к сердцу. Как бы глазами смотреть сверху вниз на свое сердце и сосредоточивать внимание сверху сердца, но не ниже. Когда Богу будет угодно, ум сам сойдет в сердце. Здесь тайна. А если вдруг почувствуем, что при молитве тепло или разжжение или приятность поднимается из-под чрева или из чрева и направляется вверх к сердцу, немедленно нужно остановить молитву и прийти в себя. Потому что эта теплота — плотская и ее часто вызывают демоны, либо она естественно возгорается, и проникновение этой энергии в сердце может привести к прелести, ложным видениям и полной бесовской одержимости. На этой плотской энергии, кстати говоря, держится вся восточная медитация. Причем там специально добиваются выхода плотской энергии из-под чрева и потом загоняют ее в сердце и голову, чем отравляют душу и сознание человека. А изображается эта энергия в виде змея, поднимающегося из-под чрева вверх по человеку. Нам-то ясно, о каком змее идет речь… Это еще одно свидетельство того, что восточная медитация ничего общего не имеет с православным молитвенным деланием. Они прямо противоположны: первое обращено к сатане, а второе к Богу. Вообще всем искателям духовной жизни нельзя забывать, что поскольку существуют сатана и его демоны, то далеко не все, приходящее к нам под видом благодати, откровения и добра, исходит от Бога. Извращенная истина, отравленная молитва и всякая полуправда — намного опаснее, чем явная ложь.
— Отец Салафиил, — слабым голосом обратился к старцу монах Иоанн, — ты про обо́жение упомянул. Об этом встречается у некоторых отцов и современных богословов, но как-то не совсем ясно… А в миру об этом, по-моему, вообще никто не знает, или не говорят.
— Святые отцы учат, что Бог стал Человеком, чтобы человек стал богом по благодати. Вочеловечившись, Сын Божий обожил этим человеческую природу, и теперь есть возможность через Христа восходить в сверхъестественное состояние и становиться сынами Божиими, но не по естеству, а по благодати. Об этом еще в восемьдесят первом псалме предвозвещено: «Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы». Обожение — это достижение святости и богоподобия, божественное озарение души, нравственное возрождение и преображение самой нашей природы. Обоженый святой человек, как правило, делатель непрестанной молитвы Иисусовой, иногда сподобляется видеть нетварный Божественный свет, сияющую энергию Божества, зримую благодать. Этот нетварный свет созерцали апостолы во время Преображения Господня на Фаворе. А ныне путем к такому созерцанию служит исихазм — делание непрестанной молитвы Иисусовой. Здесь, правда, есть одна тонкость: чтобы делание непрестанной молитвы было спасительным, нужно искать прежде всего покаяния, а не каких-то благодатных озарений. Озарения придут, если Богу будет угодно, а мы должны стремиться видеть свои прегрешения, никого не осуждать, не превозноситься и не гордиться, смиряться и с радостью терпеть скорби. Это закон подвижнической жизни, без которого нам — духовная погибель. Но иногда, для воодушевления, полезно вспоминать о тех духовных высотах и таинственных созерцаниях, которых сподоблялись святые подвижники.
— Отче, — осмелился спросить розовощекий послушник Александр, воодушевленный повествованием старца, — а вы видели нетварный свет?
— Нет, Сашенька, я не видел… Не достоин. Но знал старцев, которые видели. На их лицах — отблеск этого света, а души их источают добро и любовь. Какая высота! Правда? Какое утешение для нас, современных хилых христиан. За молитвы таких людей Бог милует человечество и продлевает время на покаяние. А когда-то придет духовная весна, и зло мира растает, как этот снег за окном. Как уходит талая вода под землю, так все нечистое и греховное сойдет во ад. А нетварный свет Божества, как солнечный свет, засияет над новым вечным миром.
