Cтепени Иисусовой молитвы
Три степени молитвы: устная, умная и сердечная. – О значении устной молитвы. – Пути перехода к умной молитве. – Приемы делания сердечной молитвы и действие благодати. – Мы молимся, постимся и исполняем заповеди ради вечного спасения. – Как избежать крайностей при занятии Иисусовой молитвой. – О смирении, понуждении себя и ревности к молитве. – Две причины, движущие молитву: борьба с греховными помыслами и память смертная. – Как бороться с видениями во время умной молитвы? – Можно ли молиться своими словами?
Тема сегодняшней беседы – степени Иисусовой молитвы. Непрестанная покаянная молитва – сильнейшее средство в борьбе с грехом, но оттого что мы не различаем степеней молитвенного развития, у нас бывают ошибки, приводящие иногда из-за нашей неопытности к серьезным последствиям. То, что я сегодня скажу, наверное, общеизвестно, но, во-первых, повторение – мать учения, а во-вторых, кто-то, может быть, отметит для себя какую-то деталь, на которую раньше не обращал внимания.
Молитва, как известно, делится на три степени: устную, умную и сердечную. Это самое первое, так сказать, элементарное деление. Святитель Игнатий (Брянчанинов), многоопытный подвижник, справедливо разделяет устную молитву еще на два вида: на собственно устную – произносимую устами беззвучно и гласную – произносимую в голос.
Скажу немного об устной молитве. Есть такие неразумные ревнители Иисусовой молитвы, которые считают, что нужно всегда молиться вслух, несмотря ни на что и ни на кого. На самом деле это, конечно, не всегда возможно. Если мы на работе или в общественном транспорте начнем вслух произносить молитву, то этим так или иначе будем либо искушать людей и смущать их, либо даже мешать молиться – например, в церкви. А вот, допустим, в монастыре на послушании читать молитву в голос полезно, особенно новоначальным, чтобы таким образом напоминать себе о необходимости молиться постоянно. Потому что если они, не имея еще ни достаточного опыта, ни достаточной благодати, будут стремиться к молитве, творимой одним умом, то в результате оставят молитву вообще. Поэтому для новоначального, если есть возможность, весьма уместно творить молитву гласную, а если нет возможности – устную, то есть творимую устами беззвучно.
Однако устная молитва полезна не только новоначальным. Некоторые несправедливо принижают значение такой молитвы. А ведь многие молитвословия, совершаемые в церкви, произносятся именно устами: возгласы священника, диаконские прошения на ектении, чтение на клиросе псалмов или канонов – все это устная молитва.
Некоторые так гоняются за умственной, или умной, молитвой, что делают из нее самоцель. Опытно познав большее внимание при умной молитве, они пренебрегают устной молитвой как бы ничего не значащей. Это ошибка, которая может привести к рассеянности, оставлению молитвы и принятию греховных помыслов. Допустим, мы по какой-то причине не можем полностью сосредоточиться на молитве, например занимаемся рукоделием. В таком случае бывает очень полезно и даже необходимо молиться устно. Пусть пять-десять молитв мы скажем совершено невнимательно – а потом сам наш голос напомнит нам о том, что мы должны молиться, и мы придем в чувство. То же касается и молитвы, произносимой беззвучно: даже если мы в какой-то момент отвлечемся и рассеемся, то потом заметим, что наши уста по привычке шевелятся, и опять возвратим свой ум к внимательной молитве.
Кроме того, у нас, немощных, бывает такое искушение. Поскольку воля наша колеблется, то мы не всегда желаем добра. В глубине души мы стремимся к добру, но у нас, как в некоем озере, в глубине может быть тишина, а на поверхности – буря, нечистые помыслы, бесовское действие. И когда наше произволение начинает колебаться, когда мы чувствуем, что уже принимаем греховные помыслы, поддаемся им и, хотя ясно осознаем их неправильность, не имеем сил противиться, – тогда весьма уместна и полезна молитва, произносимая вслух или, по крайней мере, устами. Произнесение этой молитвы дает нам возможность опомниться и прийти в себя, напоминает нам о том, что мы христиане, что нужно противиться греху. А если мы при сильном нашествии помыслов будем продолжать молиться умственно, то наше внимание может настолько поглотиться, увлечься грехом, что мы почти не будем внутренне произносить молитву или вовсе забудем о ней. Даже несколько преуспевшие люди могут рассеиваться как от необходимой суеты, так и от увлечения греховными страстями, и в обоих этих случаях для них уместна молитва вслух.
Напомню, что при сильном смущении помыслов, если есть возможность и позволяет телесная крепость, можно помогать себе и другими телесными действиями, скажем делать поклоны. Чтобы опомниться во время бесовского наваждения, во время бури, потемняющей наш ум, хорошо взирать на икону Спасителя или Божией Матери, и все свои чувства: слух, зрение, осязание, – направить к молитве.
Об устной молитве существует еще и такое мнение: поскольку это самая первая, начальная степень молитвы, то она по определению не может быть внимательной. Это неправильно: без внимания и устная молитва окажется совершенно пустой. Конечно, нужно различать невнимательность, рассеянность извинительную, бывающую от неопытности, и ту, которая происходит от нерадения, но в том и другом случае надо понуждать себя ко вниманию. И потом, Господь ведает, как распределять дары и кому что дать. Может быть, иной всю жизнь будет заниматься устной молитвой, и при этом так необыкновенно преуспеет, что будет молиться внимательнее, чем тот, кто занимается молитвой умственной. Бывает, что сердечная молитва несколько рассеянна, и бывает, что устная молитва чрезвычайно внимательна.
Очень важно понимать: на любой ступени молитвы необходимо понуждать себя к вниманию изо всех сил. Что значит понуждать себя ко вниманию? Это значит вмещать ум в слова молитвы. Этот принцип, преподанный нам преподобным Иоанном Лествичником, настолько универсален, что годится и для начинающих, и для преуспевших, и даже для тех, кто познал сердечную молитву.
Некоторые подвижники всю жизнь не оставляли устной молитвы. Мало того, бывает такая устная молитва, которая даже является высшей степенью умной молитвы. При ней чувства настолько переполняют душу человека, благодать настолько стесняет его сердце, что он не может удержать молитву внутри себя и вынужден произносить ее вслух. Так было с блаженным Андреем, Христа ради юродивым, из уст которого вырывался как бы свист. Люди, не понимавшие его, считали, что он беснуется, а он просто был не в силах удержать молитву внутри, и она выражалась в произнесении слов, пусть невнятном, но идущем от избытка сердца. Один старец мне рассказывал, что он знал афонского подвижника, который не произносил вслух всю Иисусову молитву, а время от времени у него вырывалось из уст: «Иисусе Христе! Иисусе Христе!» Конечно, это высокий дар, которого достигают немногие. Я сказал здесь об этом просто для того, чтобы вы знали истинную цену устной молитвы.
Следующая стадия молитвы – молитва умственная. Переход от молитвы устной к молитве умной, или умственной, то есть произносимой одним умом, происходит не сразу, а постепенно. При этом возможны разные переходные этапы. Вначале мы чувствуем, что в гортани, хотя и при закрытых устах, язык немножко шевелится, потому что речевой аппарат еще откликается на умственную деятельность. Но постепенно это проходит, молитва становится все более и более чистой, все более и более произносимой одним умом. Как скоро совершается этот переход? Это зависит даже не столько от нашего усердия и времени, которое мы посвящаем молитве, хотя в значительной степени и от этого тоже, но более всего от смирения. Бывают люди, только приступающие к молитве, но имеющие искреннее смирение, ничего о себе не мнящие – причем именно в сердце, в глубине души, перед своей совестью, а не напоказ перед людьми, – которые легко и быстро преуспевают и сподобляются высших степеней молитвы.
Это не значит, что мы можем напряжением воли смириться и все это получить. Настоящее, опытное, а не надуманное смирение приобретается подвигом, борьбой с грехом. Именно в этой борьбе человек на деле познает свою ничтожность, немощь, греховность. Может быть, у одних людей от природы наклонность к смирению больше, а у других меньше, этим смущаться не нужно, не нужно думать, что мы обделены. Таких людей, наверно, большинство – не имеющих о себе искреннего смиренного мнения, которое нужно для быстрого преуспеяния в духовной жизни. Будем трудиться, и в самом этом молитвенном труде мы постепенно будем очищаться, совершенствоваться и преуспевать не только в молитве, но, так сказать, попутно и в прочих добродетелях. Это в каком-то смысле, может быть, даже лучший путь. Люди, быстро преуспевающие из-за смирения, обычно не имеют опыта борьбы, и когда они получают благодать, то не знают за что, а когда теряют – не понимают почему. А человек страстный в борьбе с собой становится опытным: начинает понимать, почему и как он теряет благодать, и уже знает, как удержаться от тех или иных грехов, как вести себя при том или ином искушении. Поэтому и этот путь имеет свое преимущество, хотя, конечно, в борьбе с собой человек испытывает иногда невыносимые страдания, невыносимые внутренние мучения. Никто, конечно, этого добровольно не желает, но поскольку мы обладаемы страстями, то должны идти этой дорогой. Мы идем либо путем смирения, либо путем борьбы. Других путей в духовной жизни нет.
Поэтому не нужно смущаться тем, что переход от устной молитвы к умной растягивается иногда на месяцы или даже на годы. У всех это бывает по-разному, и нужно смиренно относиться к Промыслу Божию, который все устраивает для нашей пользы. Схимонах Иларион, написавший знаменитую книгу «На горах Кавказа», много лет занимался устной молитвой, совершенно не думая о том, чтобы она перешла в молитву умную. А она потом как бы сама собой, без всякого понуждения с его стороны, перешла в молитву умную, а потом и в сердечную. Бывает и иначе: человек сразу, только приступив к духовной жизни, вкушает сладость сердечной молитвы, а потом теряет ее и многие годы стремится вернуть то, что он испытал в самом начале своей духовной жизни.
Знаменитый глинский подвижник, схиархимандрит Серафим (Романцов), в молодости испытал действие сердечной молитвы. Потом во сне ему явилась некая отроковица, причем он каким-то образом понял, что это молитва Иисусова. Эта отроковица сказала ему: «Сейчас я тебя покидаю, но потом, в твоей старости, я вернусь к тебе». И сердечная молитва у него прекратилась. Почему так – одному Богу ведомо. И вот, когда он был уже, можно сказать, на смертном одре, в нем вновь начала действовать непрестанная Иисусова молитва, притом с таким обильным излиянием благодати, что он просто изнемогал. Он начинал бурно дышать и говорил близким духовным чадам, присутствовавшим при этом, что он изнемогает от благодати. Говорил, что к нему вернулось то, о чем он мечтал всю жизнь. Так, в этом благодатном состоянии, он и отошел ко Господу.
Так что, повторю, у всех это бывает по-разному. Бог Сам знает, кому что полезно, в какой мере и в какое время. Наше дело – трудиться. Даже если мы до самой смерти будем молиться устной молитвой, то и это принесет нам большую пользу. Когда человек молится хотя бы в какой-то степени внимательно, тогда он чувствует в душе некоторое благодатное утешение, некоторый мир. И когда он согрешает, допустим поддается осуждению, гневу или какой-либо другой страсти, то чувствует умаление благодати и, конечно, стремится вернуть тот душевный мир, который имел раньше. И пусть он даже молится только устной молитвой, тем не менее борьба за то, чтобы всегда иметь в душе благодатный мир Христов, уже приносит очень-очень большую пользу. Человек таким образом ведет сознательную христианскую жизнь. Он уже отличается от того, кто ведет духовную жизнь как бы вслепую: последний не знает того, что в духовной жизни хорошо и что плохо, или знает это только по книгам. Он чувствует в душе постоянную сухость, до такой степени укоренившуюся и привычную, что никаких изменений, даже при самых тяжких грехах, внутри себя не ощущает. А вот человек, который молится, пусть только устной молитвой, ощущает в душе некоторые колебания и дорожит своим душевным миром. Конечно же, можно приобрести этот мир и другими способами, скажем читая Псалтирь, каноны или акафисты. Любое молитвословие приносит пользу, но следить за своим внутренним состоянием легче всего при занятиях молитвой Иисусовой.
Но вернемся к разговору об умной молитве. Когда человек чувствует, что во время устной молитвы уста у него как бы сами собой замыкаются, ему неудобно, неинтересно молиться вслух, а хочется молиться умом, то это почти всегда признак того, что наступает переход к молитве умной. И тут нужно вести себя благоразумно. Некоторые люди из ложного смирения боятся более высоких степеней молитвы. Те, кто занимается устной молитвой, боятся молитвы умной, а занимающиеся умной молитвой боятся молитвы сердечной: «Мы этого недостойны, мы этого не заслужили». Да, не заслужили, но ведь благодать Божия дается не по нашим заслугам. Поэтому если мы рассуждаем, достойны мы благодати или нет, то это признак гордости. Если благодать Божия нас посещает, то мы должны разумно принимать ее, не отвергать под предлогом смирения.
Итак, мы чувствуем, что нам стало как-то неинтересно, безвкусно говорить молитву устами, хочется произносить ее умом. Что ж, попробуем перейти к этому состоянию. Если вдруг нам опять станет неуютно, молитва будет произноситься в уме с трудом, «со скрипом», то мы вновь вернемся к устной молитве, ничего страшного в этом нет. Такое происходит, во-первых, от усталости (неопытным бывает трудно молиться умственно), а во-вторых, от того, что мы в чем-то согрешили и благодать умалилась. Творить молитву умом – это зависит не столько от нашего навыка, сколько от благодати, от Божественного действия. Божественное действие умалится – и молитва станет менее внимательной, опустится, может быть, на нижнюю ступень. Поэтому не нужно удивляться, что иногда у нас получается молиться умом, а иногда почему-то нет. Попробуем несколько себя понудить к умной молитве, но если это понуждение окажется бесплодным, не будем унывать, а вернемся к молитве устной.
Молитва умная также имеет много степеней. Я думаю, что преуспеяние в молитве вообще безгранично, потому что истинная молитва – это общение с Богом, и если так понимать молитву, то она продолжится и в будущей жизни. Человек будет все более и более познавать Бога, он будет восходить на высочайшие степени богопознания, о которых мы сейчас даже и помыслить не можем. Апостол Иоанн Богослов говорит замечательные слова: «Сейчас мы чада Божии, но неизвестно, что будем, ибо увидим Бога, как Он есть». Сейчас мы дети Божии, Бог усыновил нас, сделал Своими детьми, это само по себе необыкновенное звание, великое звание, но в будущей жизни и оно окажется малым: «Неизвестно, что будем». Апостол Иоанн даже не нашел подходящего слова, чтобы наименовать состояние человека в будущей жизни.
Поэтому преуспеяние в молитве, как я сказал, безгранично, и, в частности, каждая степень молитвы также имеет градацию. Конечно, весьма условную, потому что даже само деление молитвы на устную, умную и сердечную относительно. Я уже приводил пример того, как человек молится устами именно от избытка сердечной молитвы, от избытка благодати. Можно было бы сказать еще, например, о молитве священника во время богослужения. Не будем говорить о нас, обыкновенных священниках, а скажем о таком, как праведный Иоанн Кронштадтский. На службе он произносил молитву вслух, иначе и быть не могло, но насколько эта молитва была пламенная, насколько она была вдохновенная!
Постепенно преуспевая, развиваясь в умной молитве, человек может сподобиться и молитвы сердечной. Этому помогает погружение ума внутрь сердца при помощи разных искусственных приемов: взгляда внутрь себя, взгляда, устремленного в верхнюю часть сердца, сведения ума в сердце при помощи дыхания и других. Но, повторю еще раз, более всего преуспеяние в молитве зависит от смирения. Поэтому обращать особенное внимание на эти искусственные приемы, ставить их во главу угла не нужно. Однако пренебрегать ими совсем также было бы неразумно. Многие отцы рекомендовали художественные приемы делания молитвы. Среди них есть изощренные, есть и более простые; можно применять и те и другие, но при этом надо помнить, что искусственные приемы сведения ума из головы в сердце – ту область, где находится источник человеческого духа, источник человеческих помыслов, – лишь тогда приносят успех, когда этому содействует благодать. Повторю: использовать разные приемы можно, но необходимо при этом смиряться, зная, что успех приходит не только от наших усилий, но более от действия благодати.
Конечно, все это желательно делать под руководством духовника, обязательно прочитав книги святых отцов, которые подробно рассуждают об этом занятии. Из трудов русских писателей, наверное, самые лучшие, и если нет других, вполне самодовлеющие – это труды святителя Игнатия (Брянчанинова). Некоторые из них специально посвящены Иисусовой молитве: в первом томе его сочинений находится статья «О молитве Иисусовой», во втором – «Слово о молитве Иисусовой». Есть у него и статьи, которые более отвлеченно, теоретически описывают занятия умным деланием и в то же время изображают высшие степени духовного преуспеяния: «О поучении, или памяти Божией» и «О молитве умной, сердечной и душевной». Также у него есть краткая статья «Странник», которая описывает обильное действие Божественной благодати, где под видом Странника изображен Дух Святой, как бы странствующий по миру и находящий приют в той или иной человеческой душе.
Хочу здесь заметить еще вот что: мы не должны заниматься Иисусовой молитвой как бы, извините за такое сравнение, неким спортом, то есть стремиться к результатам во что бы то ни стало. Нужный нам результат – это не умная или сердечная молитва сама по себе, а то, что мы овладеваем собой, приобретаем покаяние, силу бороться с грехом внутри себя, то есть научаемся исполнять заповеди. И даже можно сказать, что исполнение заповедей – это тоже средство, а конечная цель – это спасение. Когда мы так серьезно будем относиться к своей духовной жизни, когда начнем понимать, что молимся не ради преуспеяния, не ради достижения каких-то духовных высот, а ради спасения и вечности, тогда у нас будет совсем другое отношение к молитве. Тогда для нас уже будет не так важно, молимся ли мы устами, умом или в сердце, для нас важен будет конечный результат. А конечный результат будет получен тогда, когда мы окажемся в Царствии Небесном, в раю. До тех пор никто из нас не имеет права успокаиваться, считать, что он достиг какого-то духовного уровня, этим тщеславиться и впадать в самодовольство. Если мы так неправильно подходим к молитве, если думаем, что нам необходимо стать тем-то или достигнуть такого-то состояния, то мы находимся в большой опасности.
В этом отношении все сочинения святителя Игнатия действуют чрезвычайно отрезвляюще, ибо в них постоянно подчеркивается, что мы молимся, постимся и даже исполняем заповеди ради вечного спасения. И когда мы так помышляем о своей духовной жизни, и в особенности о молитве, тогда никакой, даже самый возвышенный духовный результат не может привести нас к кичению, потому что мы знаем, что еще не достигли цели. Есть такое повествование о преподобном Макарии Великом. Когда его душа после смерти была возносима ангелами на небеса и летела мимо мытарств, то демоны на мытарствах кричали: «Макарий, ты ушел от нас!» А он отвечал: «Нет, я еще не ушел от вас». Так было несколько раз, и только тогда, когда преподобный одной ногой ступил в райские врата, он сказал: «Вот теперь я ушел от вас». Таково было смирение великих преподобных мужей, и после смерти не надеявшихся ни на себя, ни на свои подвиги, ни даже на благодать Божию, которая стала для них вторым естеством. И поскольку смирение стало их внутренней сущностью, они не могли превозноситься даже тогда, когда для этого был весьма основательный повод.
Авва Дорофей в «Душеполезных поучениях» повествует, как некий философ-софист спрашивал у знаменитого подвижника, аввы Зосимы, о том, что такое смирение. Тот отвечал, что смирение – это считать себя хуже всех. Тогда софист возразил ему: «Как же ты можешь считать себя хуже всех, когда ты явно видишь, какой ты добродетельный и какие чудеса творишь?» А Зосима по простоте своей сказал: «Не смущай меня, я только знаю, что я хуже всех, и всё». Тогда авва Дорофей, присутствовавший при этом, попробовал объяснить этому софисту суть смирения таким образом: «Когда человек упражняется в смирении, то это становится его навыком. Человек, преуспевший в смирении, сделал его своим вторым естеством, и поэтому, хотя бы он разумом осознавал, что он лучше других, навык смиряться не позволяет ему этого сделать». Неважно, в каких словах святые отцы говорили о своем смирении, а важно это их душевное чувство, это, можно сказать, самодействующее воззрение на самих себя.
При занятиях Иисусовой молитвой, пусть это будет устная молитва, умная или сердечная, очень важно не уклоняться в две крайности. Одна крайность – чрезмерное спокойствие, то есть когда мы молимся без всякого усердия, не понуждаем себя ко вниманию под предлогом того, что все в руках Божиих и Господь все устроит. Вторая крайность – это, наоборот, чрезмерное понуждение себя, когда мы не знаем своей меры и придаем излишнее значение собственному усердию. Теоретически это сформулировать довольно просто, но на деле нащупать эту золотую середину бывает трудно – ибо ее надо искать не только для каждого отдельного человека, но даже в каждом отдельном случае в течение дня. Состояние настоящего молитвенника каждый день многократно меняется, и ему необходимо понимать: когда нужно смириться и молиться устами, а когда – понудить себя к внимательной молитве, когда нужно примириться с обстоятельствами, а когда – преодолеть эти обстоятельства, мешающие молитве. Тут поневоле будет сделано много ошибок, их не может не быть у человека, внутреннее состояние которого постоянно меняется. Об этом говорит преподобный Силуан Афонский: у того, кто молится по привычке, не бывает никаких изменений в молитве, а настоящий молитвенник знает множество разных перемен. И ему нужно в каждом отдельном случае правильно сориентироваться. Лучше, конечно, если у него есть опытный советчик.
В связи с этим большое значение приобретает такая добродетель, как рассуждение. В наше время, скудное духовными наставниками, очень полезно много читать святых отцов, именно тех, которые учат добродетельной жизни. Конечно, нужно читать и догматических писателей, но более – нравственных и аскетических, потому что этим мы живем. Постепенно у нас в уме появится некая система, духовная лестница. Необязательно в виде именно той лествицы из тридцати ступеней, которую изобразил в своей книге преподобный Иоанн Лествичник. Я имею в виду вообще систематичность, постепенность перехода от одного духовного состояния к другому как в отдельных добродетелях, так и во всей нашей духовной жизни.
В чем необходимо ориентироваться прежде всего? Знать, в каком ты находишься состоянии, в чем ты должен себя понуждать, а в чем – терпеть свое состояние, смиряться. Если, скажем, человек, только начавший заниматься устной молитвой, мечтает стяжать молитву сердечную и понуждает себя умом войти в сердце (я сейчас нарочно привожу примеры самые очевидные, простые), то, конечно же, он требует от себя невозможного. Его ревность не уравновешивается смирением. И наоборот, если человек, преуспевший в умной молитве, пренебрежет ею под предлогом разных обстоятельств и начнет молиться молитвой устной, то он также потеряет благодать. В этом случае смирение – так называемое смирение, потому что настоящего смирения здесь нет, – перевешивает ревность. Я с такими случаями сталкивался: человек под предлогом смирения считает, что он не должен сосредотачиваться, и, раз у него не получилось в какой-то момент по мимолетной, пустяковой причине молиться умом, значит, ему и вовсе не нужно молиться так. И он теряет благодать. Это также неправильно. Вот то, что необходимо определить для себя прежде всего.
Кроме того, каждый день или даже несколько раз в течение дня также нужно определять, где нужно смириться, а где себя понудить. Скажем, если человек, работая у пилорамы, углубится в сердечную молитву, то он себе отпилит пальцы. Так же неуместно излишне погружаться в молитву водителю за рулем или повару на кухне. Нужно знать, когда необходимо смириться перед обстоятельствами и несколько отступить от молитвенного делания, которое для тебя уже привычно и является твоим «достижением», твоей принадлежностью. Что я имею в виду? Допустим, в принципе ты уже можешь молиться сердечной молитвой, у тебя есть такая благодать и опыт, но в данной ситуации ты должен смириться. Некоторые этого не понимают и хотят пребывать в созерцании с утра до вечера и с вечера до утра. Но если такую позицию довести до крайности, это может кончиться просто сумасшествием. Надо трудиться, зарабатывать себе на хлеб, будь то в монастыре или в миру, и в этом также выражается смирение. Нужно подкреплять себя пищей, чтобы быть способным и к трудам телесным и духовным, и к самой молитве. Нужно давать себе время и на сон, потому что и наша плоть, и наш ум нуждаются в отдыхе. Если мы будем понуждать себя к самой внимательной, напряженной молитве на протяжении целого дня, то это кончится в лучшем случае головной болью, а в худшем – повреждением ума. Во всем нужна мера, поэтому наши обстоятельства промыслительно устраиваются таким образом, чтобы мы смирялись и всегда имели духовный аппетит.
Промысел Божий устраивает так, что мы всегда имеем жажду к молитве, но не всегда можем ее удовлетворить. И это хорошее состояние. Если бы нам представилась возможность молиться всегда и мы бы ею воспользовались, то кончилось бы это пресыщением, унынием или даже расстройством рассудка. Но когда мы во время правила или во время богослужения, когда нужно прилежать именно к молитве, станем к себе снисходить, жалеть себя, «смиряться», не станем с достаточной силой себя понуждать, то у нас мнимое смирение будет преобладать над ревностью, и мы, конечно же, не преуспеем.
Есть обстоятельства, которые можно преодолеть, и есть обстоятельства, перед которыми нужно смириться. Например, общение с людьми рассеянными, маловерующими, которые мешают нам вести духовную жизнь, можно в известной степени умалить, просто избегая этих людей, но бывает и такое общение, которого мы избежать не можем, допустим на работе, и тут необходимо терпеть. Итак, повторю, важно не уклониться ни в неразумную ревность, ни в мнимое смирение. Понуждать себя, но понуждать так, чтобы это было действительно возможно. Если я, в своем новоначальном состоянии, буду понуждать себя молиться нерассеянно, без всяких помыслов, то у меня все равно ничего не выйдет. Если я, только придя в Церковь, начну понуждать себя к тому, чтоб ни в чем никогда не согрешить, у меня тоже ничего не получится, а только будет одно уныние от того, что я постоянно падаю.
Вместе с тем не понуждать себя двигаться от худшего к лучшему, от меньшего к большему также неразумно. Как говорится, нельзя сидеть и ждать у моря погоды, нужно найти ту ступень, на которой мы находимся, и пытаться взойти на ступень выше. Не перескакивать через ступеньку, а именно взойти на следующую. Бывают такие ситуации, как в молитве, так и в других добродетелях, когда благодать Божия как бы подхватывает человека на крылья и переносит через несколько ступеней, а иногда, может быть, и возносит его на самую вершину лестницы. Но это исключение, а не правило, на это рассчитывать нельзя, а кто на это рассчитывает, тот уже поддался гордости.
Хочу здесь еще заметить, что мы нередко путаем гордость с ревностью, а нерадение со смирением. Например, говорим: «Мы люди грешные, обыкновенные, мы не избранники Божии. Где же нам стяжать благодать Божию?» – ни к чему особенно не стремимся и заранее ставим на себе крест, делаем для себя невозможным преуспеяние. Нам кажется, что вести себя иначе будет гордостью, а мы ведем себя правильно, смиряемся. Но это совсем не смирение – это теплохладность. Гордость была бы в том, если бы мы сразу хотели достигнуть какого-нибудь возвышенного состояния, хотели бы стать такими, как преподобные Макарий Великий, Антоний Великий или Амвросий Оптинский, но если мы хотим быть немножко лучше и понуждаем себя к этому, то это не гордость. Это именно та ревность, без которой невозможно не только преуспеяние, но и спасение.
Мы должны двигаться, мы должны преуспевать, мы должны себя понуждать, но, повторю, только к тому, чтобы подняться на одну ступеньку вверх. Если будем сразу смотреть на самый верх лестницы, то можем споткнуться о следующую ступеньку и упасть, а нам лучше смотреть под ноги, но идти. Обычно бывает так: человек, много мечтающий, вообще ничего не делает. Он читает книги, где рассказывается о самых высоких духовных состояниях, и живет этими мечтаниями. А настоящий, истинный подвижник делает, может быть, маленькие шаги, но неуклонно. Если он иногда споткнется или оступится, то не унывает от этого, а встает, оправляется и вновь идет вперед. Такой человек постепенно, постепенно продвигается. Может, у него есть какие-то недостатки, может, чего-то он не дочитывает, не доделывает, но все же он движется. И если он будет делать все правильно, то двигаться будет неуклонно и быстро.
В чем состоит понуждение себя? В том, что человек заставляет себя что-то делать, то есть делает это через силу. Если он молится легко, пусть даже очень внимательно, значит, у него понуждения нет. По какой причине ему легко молиться? Либо у него такое обилие благодати, что он уже собою не руководит, но это исключительный случай, высочайшее духовное состояние восхищения ума, про которое нам, наверное, рано говорить, либо он свыкся со своим теперешним, пусть и благодатным, состоянием. Такой человек преуспевать не будет. Более того, по словам Спасителя: Кто не собирает со Мною, тот расточает, если мы не приобретаем все больше и больше благодати, то начинаем ее терять, тут же, в то же мгновение. Поэтому привычное нам благодатное состояние мы должны в себе развивать, должны понуждать себя к большему, прикладывать некоторое усилие. Конечно, имеется в виду усилие духовное, а конкретнее – усилие ко вниманию. Правильное прохождение молитвенного правила – то, при котором человек с самого начала понуждает себя ко вниманию и к концу которого его внимание усугубляется. Молитва становится все более чистой от посторонних помыслов, все более внимательной.
Усердие необходимо во всех добродетелях, но особенно в молитве, потому что молитва, по словам святителя Игнатия, добродетель, которая умерщвляет нашего ветхого человека. Понуждая себя к молитве, мы подавляем и уничтожаем свои греховные страсти, греховные навыки. И поскольку в нас живет два человека: один – христианин, человек духовный, другой – человек греховный, или ветхий, то для ветхого человека, который стал нашим вторым естеством, молитва является смертью, уничтожением. Поэтому во время молитвы мы часто чувствуем некий протест. Нам нудно, неинтересно, иногда отвратительно молиться, мы заставляем себя через силу, и только те люди достигают легкой, беспрепятственой молитвы, которые почти очистили себя от греха. Совершенно чистых от греха людей на земле быть не может.
Полная легкость, полная свобода в молитве бывает у людей высокопреуспевших, и то не всегда, а только в исключительные моменты, когда в них особенно обильно действует благодать Святого Духа, восхищается их дух, и им бывают неизреченные откровения. Во всех же остальных случаях всякий человек, даже очень чистый, должен себя несколько понуждать. Надо иметь это в виду. А то некоторые думают: «Не хочется мне молиться, так и не буду. Нет у меня настроения, так и не стану себя заставлять. Вот появится настроение, тогда я искренне помолюсь». Это наивно. Понуждение не имеет ничего общего с лицемерием и притворством. Притворяется человек ради людей, а понуждает себя ради собственной совести. Хорошо было бы нам научиться такому разумному понуждению, стоящему между неразумной ревностью и мнимым, ложным смирением. И тогда каждый из нас, определив свою меру, ясно осознав степень своего преуспеяния или, наоборот, развращенности, мог бы правильно двигаться вперед. Без осознания своей меры это невозможно.
Не нужно думать, что ощущение своей греховности противоречит сознанию своего преуспеяния в том или другом отношении. Одно другому не мешает. Некоторым кажется, что если они искренне считают себя грешниками, то уже не могут трезво о себе думать. Мол, если они видят в себе некоторое преуспеяние, значит, у них есть гордость. Преуспеяние наше не от нас – это дар Божий. И если мы не будем осознавать своего преуспеяния, то не будем и знать, что нам нужно делать дальше. Конечно, здесь есть опасность впасть в гордость, но, как говорится, волков бояться – в лес не ходить. А если мы будем говорить только, что мы грешники и в нас вообще ничего хорошего нет, значит, мы добровольно поставим себя на степень самых новоначальных и откажемся от всякого развития, всякого внутреннего изменения.
В любой своей стадии молитва Иисусова: устная ли, умная, сердечная или еще более высокой степени преуспеяния – является оружием. Преподобный Василий Поляномерульский говорит, что есть две причины, движущие молитву, заставляющие нас молиться: борьба с греховными помыслами и память смертная. Когда нас начинают смущать те или иные помыслы, мы противимся им молитвой, то есть поневоле начинаем молиться. А иногда, когда у нас все хорошо, возникает опасность впасть в беспечность, и тогда необходимо помнить о смерти и побуждать себя к покаянию.
Окончание статьи в источнике
